Есть в рассказе и несколько сильных сторон, которые Лавкрафт еще будет развивать в дальнейших произведениях. Не считая «Дагона», это первая по-настоящему «космическая» история, где вся Вселенная становится фоном для повествования о низком злодеянии. «Брат света», вышедший в конце на контакт с рассказчиком, сообщает: «Мы еще встретимся – быть может, в сияющих туманах Меча Ориона или на плоскогорье в доисторической Азии. Быть может, сегодня ночью во сне, который не останется в памяти, или в какой-то еще форме бесконечности, когда исчезнет Солнечная система». В оригинале в последнем предложении Лавкрафт использует форму будущего совершенного времени, которая уже тогда редко встречалась в английской прозе, но очень кстати добавила идее космизма архаичной величавости.
Мотив сна связывает рассказ с «Усыпальницей» и «Полярисом», ведь мы снова сталкиваемся не с истинными сновидениями, а скорее с видениями из других миров. Поэтому еще в самом начале рассказчик размышляет: «Я частенько задавался следующим вопросом: человечество хоть когда-нибудь задумывается о колоссальной важности снов и о том, как мало они изучены?» Большинство снов – «всего лишь причудливое блеклое отражение нашей жизни во время бодрствования», однако бывают и такие, «чья необычайность и изысканность не поддаются простому толкованию». Возможно, в подобных случаях мы «временно пребываем в бестелесной форме, далекой от привычного нам существования». И герой «Поляриса» согласился бы с выводом рассказчика о том, что «иногда мне кажется, будто эта нематериальная жизнь и есть настоящая, будто наше тщетное пребывание на земном шаре – явление вторичное или даже вымышленное».
«По ту сторону сна» – первый из рассказов Лавкрафта, который отчасти можно отнести к научной фантастике. Отчасти – потому что жанр тогда еще не сформировался, до его развития оставалось лет десять. Тем не менее присутствие внеземного существа в рассказе не объясняется никакими потусторонними силами, а значит, история становится важным предвестником более поздних работ, в которых вместо сверхъестественного речь идет о «сверхнормальном»[646]
(термин придуман Мэтью Х. Ондердонком).Рассмотрим возможные источники литературного влияния. Как замечает Лавкрафт[647]
, в 1919 г. с подачи Сэмюэла Лавмэна он познакомился с работами Амброза Бирса, и в его сборнике «Бывает ли такое?» (1893) есть рассказ «За стеной», однако это, скорее всего, случайное совпадение, поскольку у Бирса мы видим традиционную историю о призраках, никак не связанную с произведением Лавкрафта. Более вероятным источником влияния кажется повесть Джека Лондона «До Адама» (1906), хотя нет никаких доказательств в пользу того, что Лавкрафт ее читал. (В его библиотеке, правда, был роман Лондона «Межзвездный скиталец».) В этой повести рассказывается о наследственной памяти: современному герою снятся сны о жизни его далекого предка из первобытных времен. В самом начале персонаж Лондона замечает: «Никто… из человеческого рода не смог пробиться сквозь стену моего сна»[648]. Здесь это выражение используется в таком же смысле, как и у Лавкрафта. Позже герой повести заявляет:«… первый закон сновидений… [таков]: во сне человек видит лишь то, что пережил во время бодрствования, или некую смесь событий из его реальной жизни. Однако во всех моих снах сей закон нарушался. Мне
Получается, история Лавкрафта – зеркальное отображение повести Лондона: если в «До Адама» рассказчиком является современный (цивилизованный) человек, которому видится первобытное прошлое, то Джо Слейтер, наоборот, – «первобытный» мужчина с видениями, «способными зародиться только в исключительном мозгу», как утверждал Лавкрафт.
«По ту сторону сна» опубликовали в любительском журнале