Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

Зачатки будущих «странных» стихов, пусть и не такие успешные, видны в недавно обнаруженном «Неизвестном». Точнее, стихотворение уже давно было опубликовано в Conservative (октябрь 1916 г.) под именем Элизабет Беркли (псевдоним Уинифред Вирджинии Джексон), однако лишь сейчас удалось установить, что написал его Лавкрафт. Позднее в одном из писем он объясняет, что разрешил напечатать этот стих (а также «Борца за мир» в Tryout за май 1917 г.) под псевдонимом Джексон «в попытке озадачить читателей, публикуя разные работы одного и того же автора»[659], а в еще более позднем письме Лавкрафт однозначно признает это произведение «одной из моих давних проб пера в “странной” поэзии»[660]. Коротенькое стихотворение из трех строф написано разновидностью ямба, которую Лавкрафт использовал в первый и последний раз, и представляет собой чисто имажинистскую зарисовку с «бурлящими небесами», «испещренной луной» и «разбегающимися облаками». Завершается оно так:

Сквозь щель удар
По бледной грации луны.
О боже! Что за пятно На ее поверхности!

Получился интересный эксперимент с настроением и стихотворным размером, но не более того.

В дальнейших стихах, как и в «Кошмаре По-эта», Лавкрафт старается объединить нравоучения с элементом ужасного. В некоторых из них даже без упоминания идей космизма чувствуется ничтожность и даже мерзость человеческого рода. К сожалению, во многих стихотворениях автор использует шаблонные образы и напускные страхи. В «Изъезженной дороге» (Tryout, январь 1917 г.) рассказывается о человеке, который, подобно Лукуллу Лэнгвишу, боится, что в конце изъезженной тропы его ждет какое-то откровение: «Что ждет впереди мою изнуренную душу? / Почему я не хочу этого знать?» Однако предшествующие строфы настолько бессодержательны, что очень трудно догадаться, о каком таком откровении идет речь. Точно так же в «Астрофобосе» (United Amateur, январь 1918 г.) рассказчик надеется обнаружить в небе «миры неизведанного счастья», но вместо этого по неизвестной причине находит лишь ужас и печаль. Даже к самому известному из ранних стихов Лавкрафта в «странном» жанре («Заклятый враг», написано «в мрачные предрассветные часы после Хеллоуина» в 1917 г.[661], впервые опубликовано в Vagrant, июнь 1918 г.) можно придраться – опять же, по поводу расплывчатых и поверхностных образов ужасного. Вот как Лавкрафт описывает заложенную в стихотворение суть: «В нем представлена общепринятая для правоверных идея о том, что кошмары посылаются душе в наказание за грехи прошлых воплощений, совершенные миллионы лет назад!»[662] Не знаю, насколько эта идея общепринята, Лавкрафту же она служит очередным поводом поговорить о космизме:

На заре я кружился вместе с землей,
Когда небо пылало туманным пламенем,
Я слышал зевок мрачной Вселенной,
Где черные планеты вертятся бесцельно,
Вертятся, не замечая ужаса, без знания, имени и света.

Перед нами предстают довольно яркие образы, и Лавкрафт не зря использовал данные строки в качестве эпиграфа к одному из поздних рассказов «Скиталец тьмы» (1935), но в чем все-таки их суть? «Пугать – не лучшая цель поэзии»[663], – вынес ему жестокий приговор Уинфилд Таунли Скотт, раскритиковавший как «Заклятого врага», так и другие стихи Лавкрафта.

К счастью, под это описание попадают не все его поэтические работы. В «Эйдолоне» (Tryout, октябрь 1918 г.) на поверхности видны отсылки к Э. По (Лавкрафт рассказывает о поиске «Эйдолона под названием Жизнь», а у По в «Стране сновидений» упоминается «Эйдолон по имени Ночь»[664]), однако в остальном, помимо использования восьмисложного стиха, сходство с По минимальное. «В неизвестный ночной час» рассказчик воображает, будто рассматривает прекрасный пейзаж:

Гора чудесна, не выразить словами,
У подножия окружена лесом,
Вниз по склону блестящий ручеек
Танцует в призрачном свете.
Каждый город на вершине
Хочет превзойти других
Резными колоннами, сводами и храмами,
Нарядно сияющими над равнинами.

Однако при свете картина становится зловещей:

На востоке пылает отвратительный свет
С примесью крови, слепящая яркость,
А жуткая серая гора
Наводит ужас на все вокруг.

Лавкрафт осторожно намекает, что речь идет не просто о призраке или страшном лесе: