Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

Наверху ползет свет знаний,
Пятная осыпающиеся стены города,
Через которые нескладно прорываются войска
Зловонных ящериц и червей.

После такого ужасного зрелища рассказчик хочет увидеть «торжество жизни – Человека!», а его взору предстает нечто еще более омерзительное:

Дома изрыгают на улицы
Страшный мор, сборище
Созданий, что я не осмелюсь назвать,
Настолько они отвратительны и позорны.

В «Эйдолоне», как и в «Кошмаре По-эта», просматриваются нигилистические взгляды, хотя вселенского масштаба поэмы ему не хватает. И снова (подобное уже встречалось в «Дагоне») знание, которое здесь символизирует дневной свет, становится источником ужаса и трагедии. Эта же идея представлена и в стихотворении «Откровение» (Tryout, март 1919 г.). «В долине света и смеха» рассказчик хочет получше рассмотреть «неприкрытые небеса Юпитера», а в результате становится «мудрее и печальнее» от осознания своей низменности среди устройства мироздания. Пытаясь вернуться на землю, он понимает, что и она теперь отравлена этим пагубным открытием:

Возвращаясь, я глянул вниз
И съежился от страха:
Склоны мучительно пылают,
Ручей ужасен,
А лес, лишенный тени
Моей оскверняющей рукой,
Горит под обнаженным небом,
Как потерянная проклятая земля.

Тему невозможности получить удовольствие от существования, когда тебе известны все ужасы Вселенной, Лавкрафт еще не раз затронет в своих рассказах.

Другие «странные» стихотворения этого периода не так примечательны, хотя почитать их тоже интересно: трилогия «Цикл стихов» («Океан», «Облака» и «Мать Земля», Tryout, июль 1919 г.), «Дом» (Philosopher, декабрь 1920 г.; написано 16 июля 1919 г.[665]) и «Город» (Vagrant, октябрь 1919 г.), в котором используется такой же размер, как и в «Заклятом враге» (взятый из «Герты» Суинберна). Стихотворение «Дом» Лавкрафт сочинил под впечатлением от того самого дома по адресу: Бенефит-стрит, 135, который позже вдохновил его на рассказ «Заброшенный дом» (1924).

Стоит обратить внимание на длинную (312 строк) поэму «странного» жанра под названием «Psychopompos: рифмованный рассказ». Лавкрафт приступил к ее написанию осенью 1917 г., однако завершил только в мае-июне 1918 г.[666]. В отличие от всех написанных прежде «странных» стихов, на эту поэму – вторую по длине среди всех поэм Лавкрафта (она немного короче «Старого Рождества» и чуть длиннее «Кошмара По-эта») – повлиял не Э. По, а баллады сэра Вальтера Скотта, хотя среди произведений Скотта не нашлось ничего похожего на «Psychopompos». Пожилая леди, матушка Аллард, рассказывает историю о супругах Деблуа, живущих в далеком замке в регионе Франции под названием Овернь. За ними закрепилась плохая репутация, поскольку ходят слухи, будто супруги не поклоняются богу христиан, а у госпожи Деблуа дурной глаз и змеиная походка. Однажды на Сретение Жан, сын земского главы, заболел и умер, после чего вспоминают, что на днях мимо него проходила госпожа Деблуа («Не понравилась им улыбка, с которой появились / Новые дурные черты на ее мрачном горделивом лице»). Той ночью, пока родители оплакивают сына, вдруг появляется огромная змея и бросается к телу мальчика, но жена земского главы быстро реагирует: «Схватив топор, пронзает голову змеи», – и смертельно раненная рептилия уползает.

Вскоре люди замечают, что в поведении господина Деблуа что-то переменилось. Услышав о происшествии со змеей, он «уехал, / И потом его не видели много дней». Госпожу тем летом находят среди кустов – ее голова разрублена топором. Тело относят к замку, и господин Деблуа забирает его «не то что с гневом, а как бы с удивлением». На следующее Сретение земской глава и его родные с ужасом видят, что их дом окружила стая невероятно умных волков. Вожак прыгает в окно и нападает на жену главы, тот атакует волка с тем же топором, которым убили мерзкую рептилию. Волк падает замертво, однако стая все приближается к дому под звуки надвигающейся бури. Увидев блестящий крест на дымоходе, все волки «валятся на землю и внезапно исчезают»!

Слушатель, утомленный запутанным рассказом матушки Аллард, думает, что две истории – про супругов Деблуа и про стаю волков – переплелись в одну, но пожилая леди добавляет: «И после этого господина Деблуа… / Никто больше не видел».