Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

«Что есть искусство, если не набор впечатлений, картинок, эмоций и симметричного восприятия? В нем должна быть выразительность и красота, а все остальное не важно. Логичность ему не нужна. Если искусство относится к простой эпохе, озабоченной внешним видом или фантазиями, оно, скорее всего, будет понятным и закономерным, если же речь идет о сложной аналитической эпохе, где важна личная реакция на жизненные обстоятельства, оно, как это часто случается с современным искусством, распадется на отдельные группы скрытых ощущений и предоставит лишь свободную канву, из которой зритель должен сплести свою копию настроения художника».

Данное утверждение, и в особенности часть про «сложную аналитическую эпоху», наводит на мысли о знаменитых рассуждениях Т. С. Элиота в «Поэтах-метафизиках» (1921), где он дает определение и обоснование модернизма:

«Судя по всему, поэты, существующие в нашей цивилизации в ее нынешнем виде, должны быть сложными. Наша цивилизация охватывает невероятное количество явлений во всем их разнообразии и сложности, которые, оказывая влияние на утонченную чувственность, должны приносить разные и сложные результаты. Поэт должен становиться более всесторонним, иносказательным, уклончивым, чтобы заставить язык соответствовать нужному смыслу и даже изменить его, если понадобится»[1060].

Не думаю, что Лавкрафт знал о заявлении Элиота, а если бы знал, то, безусловно, с ним согласился. В его собственном высказывании прослеживается тот же абсолютный отказ от классицизма, особенно в плане ясности, единства и «логичности». И все-таки в конечном итоге Лавкрафт отступает. Вероятно, не желая шокировать любительскую аудиторию превращением старомодного Говарда в представителя авангарда, он спешит добавить, что «вовсе не принял дадаизм», и приходит к следующему выводу:

«Напротив, нет ничего более определенного… чем тот факт, что большая часть радикальной прозы и стихов представляют собой лишь причудливую крайность той склонности, чье по-настоящему художественное приложение куда более ограниченно. Черты этой склонности, то есть использования изобразительных методов, слов и образов без традиционной привязки к ощущениям, можно легко найти в литературе, особенно у Китса, Уильяма Блейка и французских символистов. Подобная расширенная концепция искусства не нарушает никаких вечных традиций, а наоборот, уважительно относится ко всем творениям прошлого и настоящего, в которых горит истинный огонь восторга и очарования, не основанный на безвкусице и банальных эмоциях».

Лавкрафт постепенно находит себе место между викторианской традиционностью и модернистским радикализмом: таким образом он сможет и дальше выступать с критикой против белых стихов, потока сознания или хаотичности в произведениях Элиота и Джойса, и все это будет в рамках, пусть не совсем законных, его декадентских принципов. В провокационном заявлении в статье «Творчество Фрэнка Белнэпа Лонга-мл.» Лавкрафт стремится объединить свои новые взгляды с лучшими в его понимании традициями западного искусства: