В своем стихотворении Лавкрафт пытается довести до абсурда собственное заявление из редакторской колонки
«Когда козодой поет маргариткам», «Когда пересмешник поет в лесной чаще», «Я буду ждать в сумерках, Женевьева», «Золотой осенью, моя милая Элейн».
Далее следуют отсылки к популярным песням рубежа веков («Когда козодой поет маргариткам»), цитаты из его собственных ранних стихов («Сквозь врата сна, охраняемые демонами») и произведений других поэтов («Гнев Ахилла, источник проклятий Греции» – первая строка «Илиады» в переводе Поупа), различные эксперименты с потоком сознания и свободными ассоциациями, разговорные фразы («Нет уж, дамочка, на поезд Эверетт вам пересаживаться на Вашингтон-стрит») и тому подобное. Концовку остается лишь процитировать:
Чудесная финальная шутка «подтверждает низкое качество современной жизни и искусства», как отмечают Бартон Л. Сент-Арман и Джон Х. Стэнли, а что до всего стихотворения целиком, в его «обрывках разговоров двадцатого века, новостных заметок, официальных объявлений, газетных заголовков и рекламных фразочек отражается обыденная безвкусица настоящего по сравнению с величием прошлого»[1073]
.Не одного только Лавкрафта беспокоили и даже пугали произведения вроде «Бесплодной земли», однако постепенно он примирился с модернизмом, хотя и продолжал его презирать. Лавкрафт шел своим путем – не скатываясь обратно в напыщенное викторианство, но и не отказываясь от всех давних традиций, как делали модернисты. Последнее его высказывание по этому поводу можно найти в письме 1927 г., где он цитирует «Эрика Дорна» Бена Хекта (роман, опубликованный в 1921 г., в котором фрейдизм, экспрессионизм и поток сознания смешивались с суровым реализмом и некой долей похабства, в свое время считали предвестником «новой» литературы) и «Бесплодную землю» как высшие достижения модернизма, а также дает оценку этим и другим работам жанра:
«Основная мысль современных взглядов заключается в разделении идей и расщеплении содержимого нашего мозга на его хаотические компоненты, отличающиеся от привычных внешних образцов. Предположительно, таким образом сформируется более близкий подход к реальности, но, на мой взгляд, это вообще нельзя назвать искусством. Наукой – возможно, но искусство связано с красотой, а не с фактами, и должно иметь свободу выбора и организации в соответствии с традиционными образцами, которые были отмечены печатью эмпирической красоты на протяжении многих поколений. За этой мнимой красотой скрывается только хаос и скука…»[1074]