Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

У самой Сони по этому поводу есть только два комментария. «В качестве женатого мужчины он был прекрасным любовником, однако отказывался проявлять свои чувства в присутствии других. До свадьбы он избегал беспорядочных связей с женщинами»[1180]. Трудно сказать, что конкретно она имела в виду под «прекрасным любовником». Другое замечание вызывает неловкость: «Г. Ф. умел выражать любовь только по отношению к матери и тетушкам – и выражать страстно, остальным же доставалась лишь глубокая признательность. Свои чувства ко мне он иногда показывал, обхватив мой мизинец своим и издавая при этом что-то вроде “Хм!”»[1181]. Тот еще Казанова! Позже Соня признавалась, что Лавкрафт не любил говорить о сексе и заметно расстраивался даже при одном упоминании этого слова[1182], которое, кстати, часто использовалось в письме «Лавкрафт о любви» – правда, с пренебрежением. Упоминание «признательности» приводит нас к одному из самых знаменитых отрывков из ее мемуаров: «Я считаю, что он любил так сильно, как только мог при его отношении к любви. Слово “любовь” он никогда не произносил. Вместо этого он говорил: “Дорогая моя, ты не представляешь, как я тебя ценю”. Я пыталась понять его и была благодарна за любые обрывки слов, что срывались с его губ в мой адрес»[1183]. «Любовь» упоминается в его переписке очень редко, например в письме к Лонгу за месяц до свадьбы: «Тот, кто ценит любовь, должен осознать, что существует только два ее вида: любовь супружеская и родительская»[1184]. Это еще одно свидетельство в пользу того, что к тому времени Лавкрафт и Соня уже решили пожениться. Опять же, с учетом всего, что нам известно о воспитании Лавкрафта, подобное поведение не кажется необычным. Возможно, именно в результате такого воспитания он стал очень сдержанным в плане секса и даже личных отношений в целом (и особенно с женщинами). В поздние годы Лавкрафт будет вести переписку с несколькими женщинами, но речь идет всего лишь о подругах и коллегах, к которым он обращался в чрезмерно официальной и добродушной манере. В его письмах к Хелен Салли, Элизабет Толдридж, К. Л. Мур и другим встречается много проявлений философского интереса, но в них нет той непринужденности, какую мы видели в его общении с Лонгом, Мортоном или Галпином.

На сексуальное поведение Говарда Соня не могла особенно повлиять, поэтому пыталась изменить его другими способами. Первым делом она взялась за его питание. В 1922–1923 гг. он сильно поправился, хотя Соня все равно замечает:

«Когда мы поженились, он был высоким, сухопарым и с вечно голодным взглядом. Худые мужчины мне нравятся, но Г. Ф. выглядел слишком уж костлявым, поэтому я каждый вечер готовила сбалансированный ужин, делала обильный завтрак (он обожал сырное суфле – не самое подходящее для завтрака блюдо!) и оставляла ему на обед несколько многослойных сэндвичей, кусочек торта и фрукты (он любил сладкое), а также напоминала, чтобы он обязательно пил чай или кофе»[1185].

В другом источнике она говорит: «Благодаря нормальному образу жизни и моей еде он набрал немало лишнего веса, хотя ему это очень шло»[1186]. Возможно, Соня действительно так считала, а вот Лавкрафт с ней не соглашался и называл себя «морской свинкой»[1187]. Он стал весить 90 кг, что действительно много для человека его телосложения. Лавкрафт полагал, что его идеальный вес – около 63 кг (а это уже маловато при росте в 180 см), поэтому возненавидел свой «лишний груз». Забавно, что в то же время Соня, по словам Джорджа Кирка, «сокрушалась по поводу своей полноты»[1188].

И Соня в своих мемуарах, и Лавкрафт в письмах упоминают, что в первые месяцы брака они часто ходили по ресторанам, что неудивительно, ведь поначалу Соня еще хорошо зарабатывала, а в ресторанах тогда можно было неплохо поесть за доллар или даже дешевле. Соня приучила Лавкрафта питаться не только простыми англосаксонскими блюдами, к которым он привык в родном доме. Ему особенно полюбилась итальянская кухня (тогда она еще считалась «экзотической» и неподходящей для ежедневного питания) – как в ресторанах (особенно в «Милане» на пересечении Восьмой авеню и 42-й улицы), так и приготовленная Соней с ее фирменным соусом. За пятнадцать месяцев жизни в одиночестве в Нью-Йорке итальянская еда ляжет в основу его питания. Даже незадолго до переезда Соня сумела приготовить для Лавкрафта и его друзей великолепный ужин на День благодарения: