Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

«Классическая трапеза! Чудесный суп, главное блюдо вечера – запеченная индейка с заправкой из каштанов и всяческих редких специй и трав, которые тайком привозят на верблюжьих караванах со звенящими колокольчиками из далеких уголков планеты, где за пустынями и рекой Оксус царит вечная весна, цветная капуста в таинственных сливках, клюквенный соус с ноткой болот Род-Айленда, салаты, о которых могли мечтали только императоры, сладкий картофель, напоминающий о плантациях в Вирджинии с колоннами, подлива, которую вожделел Апиций и над которой тщетно вздыхал Лукулл, сливовый пудинг, которого не пробовал даже Ирвинг в Брэйсбридж-холле, и в завершение пиршества великолепный мясной пирог, навевающий мысли о новоанглийских каминах и подвалах. Вся прелесть земли в одной превосходной трапезе, которая разделяет жизнь человека на до и после. Вот так еда!»[1189]

Что ж, Лавкрафт не всегда был сдержан в еде, хотя в данном случае он, несомненно, хотел похвалить Соню за приложенные ею героические усилия, тем более в такое нелегкое время.

Помимо худобы и голодного взгляда Соне также не нравилось, как Говард одевался:

«Прекрасно помню, как отвела его в отличный магазин, а он протестовал против нового пальто и шляпы, которые я предлагала ему купить. Он посмотрел на себя в зеркало и начал возражать: “Дорогая моя, это чересчур модно для Дедушки Теобальда, это совсем на меня не похоже. Щеголь какой-то!” На что я ответила: “Если мужчина модно одет, это еще не значит, что он щеголь”»[1190].

Можно представить, как раздражала Соню, человека, связанного с миром моды, консервативная одежда Лавкрафта. Соня немного язвительно добавляет: «Кажется, он был рад, когда позже у него украли эти новые пальто и костюм, купленные в тот день». И действительно, в списке вещей, украденных у него в мае 1925 г., числится «новое пальто “Флэтбуш” 1924 г.». Старые пальто, приобретенные еще в 1909 и 1917 гг. (светлые), а также в 1918 г. (зимнее), взломщики, проникшие в квартиру, брать не стали.

По этому простому случаю уже можно догадаться, почему не сложился их брак. Хотя в последующие годы Лавкрафт утверждал, что крах супружеской жизни «на 98 % зависел от финансовой ситуации»[1191], на самом деле и Соня, и Лавкрафт обманывали себя, считая, что они «близки по духу» (как заявлял Лавкрафт в письме к Лиллиан, сообщая о женитьбе) не только в интеллектуальных и художественных вопросах, но и в поведении и жизненных ценностях. Да, финансовые соображения действительно имели огромную важность, однако и различия в убеждениях в любом случае рано или поздно проявились бы и поставили брак под угрозу. В каком-то смысле для Лавкрафта было даже лучше, что это случилось рано, а не поздно.

Однако в первые несколько месяцев Лавкрафт пребывал в эйфории от супружеской жизни, волнующего большого города (и многообещающих перспектив трудоустройства), неожиданного приезда Энни Гэмвелл в конце марта (она навещала подругу в Хохокусе, штат Нью-Джерси[1192]) и, конечно же, большого количества живущих рядом друзей. Любительская журналистика по-прежнему отнимала время: Соня, будучи председателем, и Лавкрафт в должности главного редактора ОАЛП издали United Amateur за май 1924 г., хотя вышел он где-то на месяц позже, так как в «Послании председателя» от Сони указано 1 мая. Она сообщила, что ежегодный съезд в конце июля не состоится из-за проблем с предыдущим руководством («антилитературной» группой, которая враждебно относилась к Лавкрафту и его сторонникам) и общей вялости, охватившей членов ассоциации. В связи с финансовыми трудностями и проблемами со здоровьем супруги уделяли любительской журналистике все меньше и меньше внимания.