К концу первого месяца нового года мысли об этом стали настолько утомительными, что Омарейл начала готовиться к вылазке в город. Она понимала, что, если не повидается с Маем и не успокоит сердце, о школьных днях навсегда останется неприятный осадок, который будет давить на нее до конца дней.
Омарейл не спешила. Она тщательно подобрала одежду, чтобы пробираться по холодным камням было удобно, но чтобы при этом не приходилось мерзнуть на улице. На этот раз она отдала предпочтение брюкам, хотя многие ее сограждане отрицательно относились к новому модному веянию. На тонкую шерстяную тунику и плотный корсет с металлической отделкой она надела плотный жакет с подкладкой, сверху накинула свободный черный плащ с меховой жилеткой и отворотом. Застежки, отлитые из бронзы в виде солнечных дисков, были излишни, так как могли привлечь ненужное внимание, но она не стала избавляться от них. Кстати пришлись высокие мягкие ботинки с толстой подошвой – их она заказала для занятий на беговой дорожке.
Накануне вечером она пребывала в особенно хорошем расположении духа и даже закончила картину для Севастьяны. Утром же была перевозбуждена, отчего пролила на пол кофе и опрокинула стопку с книгами.
Она заплела волосы в тугую косу, переоделась, положила в карман несколько золотых колечек и лалу, после чего отправилась в путь.
Было непривычно и по-новому страшно выбираться в коридор и бежать к Черной башне. То, что когда-то было рутиной, сейчас выглядело безумием. Проход в башне показался ей особенно неуютным. Стены стали совсем ледяными, пальцы немели оттого, что Омарейл хваталась за замерзшие камни, чтобы сохранять равновесие. Дыхание вырывалось неровными облачками пара из ее рта.
Оказавшись у подножия Черной башни, она почувствовала дуновение пронизывающего ветра, шедшего от реки. Поплотнее укутавшись в плащ, она зарылась носом в меховой воротник. Не давая себе слишком много времени, чтобы привыкнуть к холоду, она прокралась к мосту. Сейчас прятаться от дорожного патруля было негде: кусты стояли голые. Мечтая о добротных кожаных перчатках, она все же ловко пробралась на площадку моста. Там, отряхнувшись, она спокойной походкой направилась к Парку Девяти. Сердце ее стучало громко и неровно.
Была пятница, и Омарейл намеревалась сперва обменять украшения на деньги, а затем добраться до школы, чтобы подкараулить там Мая.
По уже знакомому маршруту она дошла до скупщика, получила два увесистых мешочка золотых солей и вышла на улицу. Полной грудью вдохнув холодный воздух, она осмотрелась. Небо заволокло густыми белыми облаками. Люди были укутаны в теплые плащи с мехом. Все спешили по своим делам, не испытывая желания праздно прогуливаться. К Омарейл это не относилось: она была счастлива вновь оказаться на свежем воздухе. Подойдя к окошку «Кофейной мастерской Лефу», она увидела длинную очередь. Ей очень хотелось выпить стаканчик горячего кофе, но совсем не хотелось ждать. Поразмыслив, она вздохнула, но пошла дальше. Не стоило терять время на ожидание.
Она пошла вперед, но напоследок оглянулась, будто надеялась, что все вдруг разошлись по своим делам, оставив окошко свободным. В этот момент кто-то случайно столкнулся с ней плечом.
Омарейл развернулась, чтобы извиниться, но слова застряли у нее в горле. Ее глаза встретились с холодными карими, и еще до того, как она сумела осознать весь ужас ситуации, ее сердце замерло на несколько пугающих моментов. Женщина, с которой они так неудачно налетели друг на друга, схватила ее за локоть, чтобы предотвратить падение. И ее пальцы застыли, окаменев, когда она увидела Омарейл. Пульс замедлился, все вокруг прекратило движение, шум улицы вдруг смолк, слышно было только дыхание двух человек, стоявших вплотную друг к другу. Омарейл поняла, что означало узнавание, которое она увидела на чужом лице.
Женщина была красива, хотя годы явственно проступали в неглубоких морщинах. Она имела выступающие скулы и миндалевидные глаза цвета горького шоколада. По тому, как были вздернуты ее брови, как кривился рот, стало понятно, что ей была больше знакома надменная усмешка, чем искренний смех. Ее каштановые волосы были убраны в идеальную и сложную прическу – утром она должна была проводить не менее часа, дожидаясь, пока ей сделают столь искусную укладку. Горделивая осанка не оставляла сомнений в знатности происхождения. Пышный меховой воротник скрывал шею, которая, быть может, могла бы выдать истинный возраст. Однако при первом взгляде посторонний человек мог дать этой даме не больше сорока пяти.
Омарейл же точно знала, что Совалии Дольвейн было пятьдесят два. А теперь она узнала, что они были почти одного роста и что у той были бесстрастный взгляд.
Это внезапное столкновение перепугало Омарейл, но она не увидела ответного испуга. Лицо Совы посерело, крылья носа затрепетали, брови сошлись на переносице. Прочесть ее эмоции оказалось трудно, но это было что-то более глубокое, более сильное, чем сиюминутный страх.