Леди и некромант. Тени прошлого

И на душе погано. Только вот слез почему-то нет. Да и то верно, о чем плакать… мы даже не друзья, так, случайные люди, связанные обстоятельствами.

Гуля заворчал и ткнулся носом в колени.

— Да, мне тоже кажется, что он поступил, как последняя сволочь… кто идет спасать мир в одиночку? Славу опять же всю себе… — я вытерла ладонью сухие глаза. — Нет… мы это так не оставим. Найдем его… чуть попозже, а пока…

Аррванты по-прежнему внушали мне чувство не то, чтобы полного отвращения, скорее неприятия.

— Один из вас… сами решайте, кто именно…

— …боюсь, к этому они совершенно не способны…

— …отправится за Ричардом. Охраняйте и помогайте…

…потянуло добавить какую-то глупость, вроде, благословляю, но я себя удержала.

Аррванты переглянулись и не произнесли ни слова, но левый бесшумно выскользнул за дверь.

— Надо же… — произнес Верховный судья. — Кто бы мог подумать…

Никто.

И снова стало тихо. Темно.

Спокойно.

Только спокойствие это притворное.

— И все же… прошу простить меня, ваше высочество, но… ваше отношение к этому существу…

…сдается мне, Аль-Ваххари имел в виду вовсе не Гулю, который вытянулся, положив голову мне на колени. Я чесала его за ухом, думая, отыскать Ричарда в столице будет не так уж сложно.

Ему ведь нужно во дворец, верно?

И нам, стало быть тоже…

— …переходит все допустимые рамки… конечно, это совершенно не мое дело, но растрачивать симпатии на того, кто априори ниже вас и никогда в силу крови своей не станет равным…

— Вы правы, — оборвала я судью. — Это совершенно не ваше дело.

***

Тихон вернулся на рассвете.

И кажется, совершенно не удивился.

— Это хорошо, — сказал он, а на мой удивленный взгляд, пояснил. — Значит, он еще борется.

С кем, уточнять не стал, а я не спрашивала.

***

В столицу мы въезжали ближе к полудню. День выдался на редкость жарким, и я пряталась от солнца и гнуса в прохладном нутре октоколесера. Не я одна…

Молчал аррвант, притворяясь предметом интерьера.

Грен возился с бисером, и мягкое покачивание нисколько ему не мешало. Аль-Ваххари расхаживал, будто ему было тесно в октоколесере. Гуль спал…

…город приближался.

Я видела серую городскую стену, почти исчезнувшую среди одинаковых кирпичных домов. Связанные крышами, они гляделись одним сплошным строением, в котором время от времени встречались узкие окна и не менее узкие двери.

Выше виднелись трубы.

И флюгера.

Я видела улочку, узкую, будто вырубленную в этих домах… и другие, широкие, мощеные желтым камнем. Видела людей.

Бедняки в лохмотьях.

И паланкин с бледной девицей, которая лежала, манерно отставив ручку…

— Это актриса, — сказал Аль-Ваххари и поморщился. — Мерзкое сословие. Им запрещено иметь собственные экипажи.

…поэтому паланкин несут четверо плечистых молодцев.

Девица нетяжелого поведения задирает юбки, и престарелый лойр, явно очутившийся здесь по ошибке, отворачивается…

…ближе к центру дома становились ниже, шире и солидней. Перед ними появились узорчатые ограды, а за оградами — зеленые лужайки и фигурные кустарники.

— Надо же… — Аль-Ваххари отступил от окна. — Почти ничего не изменилось… мне казалось… революция…

— Ага, — Грен подцепил крохотную бисеринку, — революция ваша… что пнем по сове, что совой по пню, ей-то едино… как жили, так и живут.

Верховный судья закрыл лицо руками.

И исчез.

— Ишь ты… имперец, а какой нежный… Оливия, примерь… — он тряхнул, и шелковая тряпица превратилась в платье.

Тонкое платье прямого кроя.

Обманчиво простое… я видела такую обманчивую простоту на показах, но…

Шелк был невесом.

Мерцали бисерные бабочки, то ли выплетая кружева серебристых нитей, то ли пытаясь вырваться из серебряной этой сети.

— Спасибо…

Он махнул рукой.

— На бал в чем попало не пойдешь…

— На какой бал? — платье было волшебным и… и я отчаянно желала примерить его, и в то же время мне было невероятно стыдно за простое это желание, ведь сейчас мне стоило бы думать о вещах куда более серьезных.

— Императорский… в честь грядущей помолвки с шиммерийской султани. Не слышала? — Грен укоризненно покачал головой. — Тугое ухо на новости глухо…

— Есть такое, — призналась я.

Да и где бы мне новостями разжиться? На кладбище?

Грен же медленно собрал бисер в коробочку, воткнул тонкую иглу в кусок мягкой ткани. Пальцы вытер и велел:

— Присядь… тут уж дело такое… правое, левое, а все одно кривое… когда альвы решили пойти против императора, мы крепко думали. Альвы нам не браты и не сваты, но и имперцы не рожки сахарные. Оно ж понятно, что не угомоняться. Дети богов… недопоротые… предки правы, а потомкам править.

От его тяжкого вздоха шелохнулись занавески. Грен же, спрятав и бисер, и иглы в шкатулку, продолжил.

— Альвы понимали, что сами не управятся, однако же ж и иначе не могли. Дошли до краю… только и оставалось, или зубы стиснуть и подохнуть, или учинить чего… наши-то в Совете зашумели, мол, альвам плохо, так пускай, их беда, а мы-то чего? Нас не выковыряют… правда, и другие были, которые сказали, что одних альвов Император раздавит, как рудокоп вошку, а после и за нас примется. Порядку ради… они так… один кто бунтовать полезет, так и бунтовщиков на алтари, и тех, кто рядом стоял…