Россиль не упускает из виду, что, когда звучит это имя, Макбет напрягается. Интересно, у них какие‑то личные распри с тем другим лордом или его раздражает любой, кто становится приближённым короля?..
– Для вас приготовили комнаты, – тем временем сообщает Банко. – Надеюсь, сегодняшняя ночь также пройдёт для вас хорошо и спокойно.
Эвандер, цветисто поблагодарив хозяев за гостеприимство, пускается в обсуждения охоты на оленей, ужинов и церемоний, где мужа Россиль торжественно объявят таном Кавдора. Лисандр сидит молча, не говоря ни слова. Пропасть между братьями сейчас кажется огромной как никогда. Это старшему сыну положено налаживать отношения с вассалами, расточать светские любезности. Что за странные обстоятельства виной тому, что они так резко поменялись ролями?
Сквозь вуаль Россиль наблюдает за Лисандром. Вроде бы она бросает на него взгляды исподволь, украдкой, но, очевидно, ей не удаётся полностью скрыть свой интерес – его глаза устремляются к ней, словно он почувствовал, что на него смотрят. Эти глаза, зелёные, как змеиный хвост, на пепельно-бледном лице сияют удивительно ярко, словно драгоценные камни.
И тут её муж достаёт из кармана плаща злополучное письмо. Её письмо. У Россиль кровь стынет в жилах. Макбет вкладывает пергамент в дрожащую, унизанную золотыми кольцами руку короля. Трясущиеся худые пальцы с трудом, не с первого раза удерживают письмо. Король пытается прочесть его, часто моргая, чтобы непроизвольные старческие слёзы не застилали глаза, но у него, очевидно, не выходит.
– Отец, – зовёт Лисандр. Он шагает вперёд, и король с готовностью передаёт ему письмо. Ожерелье внезапно стискивает горло Россиль, как удавка. Лисандр ломает печать и разворачивает лист.
– Это нашли в вещах тана Кавдора, – говорит Макбет. – Долгое время измена разрасталась в Кавдоре, будто гниль. Я считаю, что это доказательство.
Лисандр пробегает глазами по строчкам. Щёки Россиль теплеют, как будто он пристально смотрит на неё саму; жар его взгляда ощутим, словно он изучает её тело, а не лист пергамента. Возможно, несмотря на помощь Флинса, что‑то в её почерке выдаст подделку. Или в её манере письма проявится что‑то неудержимо женственное. Или Лисандр поймёт всё просто потому, что его чувства, в отличие от отца, не притуплены болезнью. Никакой телесный недуг не оставляет неповреждённым разум.
Дункан влачит это тягостное существование уже много лет, с поры рождения сыновей. На лбу у него след от трефина в том месте, где друид вскрывал его череп, чтобы выпустить злых духов. Лечение не помогло, и этот унизительный изъян останется с ним навеки, до его нескорой, неприглядной смерти. Нет ничего почётного в том, чтобы умереть от болезни.
Наконец Лисандр отрывается от письма.
– Автор этого сочинения недоволен вашим правлением, – говорит он. – Но пишет об этом в самых расплывчатых выражениях: чёткого намерения свергнуть Дом Данкельдов здесь нет.
Россиль краснеет ещё сильнее. Она намеренно написала письмо общими словами – боялась, что её подведёт незнание мелочей, – но теперь тяжёлый взгляд Макбета на мгновение обжигает её, как пощёчина. Всё её тело заполняет знакомый ледяной страх, тот же, что и в брачную ночь: словно вода вливается в привычное русло.
Дункан глядит сквозь пыльный воздух вдаль – в никуда. И затем вдруг произносит:
– Лучше убить змея ещё в яйце.
Медленная довольная улыбка озаряет лицо Макбета.
– Я знал, что свершаю вашу волю, – говорит он. – Если в Кавдоре остались змеи, я переломаю им хребты и вырву зубы.
Король кивает. Кажется, будто его тощая шея не выдержит веса болтающейся головы.
– Да, такова моя воля, – сипит он.
Черёд ужинов и церемоний приходит раньше охоты на оленей. Россиль невольно задумывается, когда же Макбет отправится выполнять её вторую просьбу. Она успокаивает себя тем, что до отбытия Дункана этого точно не произойдёт. Пока что её мужа занимают другие дела.
Главный зал, где они сидят, после приезда короля подвергся некоторому переустройству. На помосте установили более длинный стол, чтобы хватало места для Дункана и его сыновей, Макбета, Россиль и Банко в самом конце. Дункан сидит посередине, хотя на самом деле за столом чётное количество людей, поэтому настоящей середины нет. Настоящая середина находилась бы где‑то между Макбетом и Дунканом. Пока что пустоту в ней занимает лишь воздух и чужое дыхание.
Россиль благовоспитанно ест мясо маленькими кусочками, хотя ей мешает плотная завеса вуали. Она не снимает вуаль в присутствии Дункана, даже не поднимает – ей слишком страшно. Но зато она может смотреть, куда ей заблагорассудится, не привлекая лишнего внимания. Она смотрит через стол на Лисандра – его еда остаётся почти нетронутой. Раньше он смотрел на неё – она уверена, что ей это не померещилось, – но теперь не стремится встречаться с ней глазами.