Леди Макбет

Она не ждёт от Лисандра осмысленного ответа на такой неуклюжий лобовой намёк, но тот подхватывает:

– Вам, видимо, интересно, кто же получит корону. Сиятельный младший сын, благородный лев, обладающий всеми добродетелями рыцаря из книг и единственным прискорбным недостатком: родиться вторым – или его мрачный старший брат, от которого шарахаются люди, чьё единственное достоинство – оказаться первенцем.

Россиль изумлённо выдыхает. Она не предполагала, что он выскажет такое напрямую.

– Я знаю, каково это, – осторожно замечает она, – видеть, что тебя боятся люди.

Она чувствует движение воздуха, холод отступает. Лисандр придвигается к ней так близко, что она чувствует тепло чужого тела – непривычное тепло, не от открытого огня, а от живой плоти и горячего тока крови.

– Предполагаю, вам это известно лучше многих, – мягко соглашается он. – И также прекрасно известно, что Гламис – небезопасное место для таких женщин, как вы.

У Россиль сердце уходит в пятки.

– Расскажите мне о ней. О предыдущей жене лорда Макбета.

Но Лисандр не успевает ответить – в ближайшем коридоре слышится неясное движение. Шаги и приближающиеся незнакомые голоса – возможно, это идут стражники из отряда Дункана. Взяв Россиль за плечо, Лисандр уводит её с прохода к стене, и они оба прислоняются к холодному камню.

– Время на исходе, – говорит принц с сожалением. – Но… леди Россиль. Если ваш лорд-супруг поднимает на вас руку, одного вашего слова о его злоупотреблениях будет достаточно, чтобы я вмешался.

Его слова неожиданно причиняют ей боль, словно наконечник стрелы, застрявший между рёбер. Что за дело принцу до того, как другой дворянин обращается со своей женой? Его вмешательство было бы воспринято как серьёзное оскорбление. Наверняка Дункан не допустил бы этого – не позволил бы сыну, пусть даже менее любимому, подвергать себя бесчестью, вступаясь за ведьму. Он лишь принц – не король, не император. Какое право он имеет спасать раба от смерти в пасти миноги?

– Зачем это вам? – с трудом выдавливает она. – Зачем ронять свою честь ради меня? Зачем рисковать собственным правом по рождению?

Повисает молчание, лишь бурная ночь шумит вокруг.

– Потому, – медленно отвечает Лисандр, – что мне не хотелось бы, чтобы вы остались здесь без единого защитника. – Он делает паузу. – А что до короны – мне всё равно не суждено её носить.

Они расходятся по своим комнатам без окон. Наконец Россиль открывает глаза – глазные яблоки болят, словно мягкие белки истыканы кончиками смятых ресниц. Она разжимает пальцы, отпуская порванную вуаль. Та мягко ниспадает наземь, укрывая кружевом каменные плиты.

Из этой неожиданной беседы Россиль усвоила три вещи.

Первое: у её мужа явно есть склонность к женщинам-ведьмам.

Второе: он без колебаний заменит одну ведьму на другую.

Россиль воображает себе печальную участь Первой Жены: как она, подобно бедной Хавис, исчезает в чёрных волнах. Да, ей в точности неизвестно, утопили ли Первую Жену. Но в Гламисе, в замке над бурным, вечно голодным морем, это самый простой способ убийства. Если Россиль не угодит Макбету, то разделит ту же участь. Либо стать кинжалом в его руке – либо погибнуть по его воле. Гламис – небезопасное место для таких женщин, как вы. В этом отношении Макбет похож на Кривоборода. Всё в этом замке должно служить ему.

Третье: Лисандр желает защитить её. Однако это умозаключение довольно зыбко, во многом принц Камберлендский остаётся для Россиль загадкой. Непонятно, почему он вообще обратил внимание на очередную жену очередного лорда, страдающую от дурного обращения. Наверняка он видел сотни таких жён, молодых девушек, которые прячут под белыми покрывалами стыд за то, что их ляжки покрыты кровью, или пожилых вдов с морщинистыми безгубыми ртами. Вероятно, такой была и его мать. И такой же станет его дочь – если когда‑нибудь родится.

Россиль не понимает, почему он спас её от смерти. И не может, по сути, быть уверенной в том, что он решится сделать это снова. Он сказал, что ему нечего терять, но, если он не считает себя наследником короля, есть ли у него власть спасти её?

Согнувшись, Россиль упирается лбом в каменную стену. Под веками у неё плавают кругами в бассейне воображаемые миноги. Она снова слышит короткий предсмертный вскрик мальчишки-конюха. И ей приходит на ум, что источник яда всегда был внутри её и от этого яда почернела её душа.

Прежде Россиль не бывала в покоях мужа. Они намного просторнее её комнаты, здесь даже есть большое окно, забранное железной решёткой. До утра Россиль дремала урывками, просыпалась, задыхаясь, и снова засыпала, и от влажного, сероватого дневного света снаружи у неё рябит перед глазами. Она надела другую вуаль вместо порванной, и теперь эта завеса, отгородившая от мира её воспалённые глаза, кажется ей благом.

На полу за спиной Россиль лежит такая же медвежья шкура, как в её комнате. Та же застывшая рычащая гримаса, такие же жёлтые клыки. Возможно, когда‑то это была пара медведей, убитых парными рогатинами.