Леди Макбет

Естественно, она заранее обдумала, что сказать им. Но слова во рту обращаются пеплом. У обоих мужчин в ножнах на боку висят мечи – но, в отличие от оружия людей Макбета, с позолоченными рукоятями. Россиль пытается оценить их непредвзято: да, они всего лишь слуги, причём посредственные. Их клинки не помешают её затее. Они не смогут поднять меч на даму.

Не говоря ни слова, она вскидывает руку и поднимает с лица вуаль. Оторопевшие стражники бормочут что‑то протестующее, но ни один не успевает возвысить голос: Россиль поочерёдно глядит им в глаза, а следом приказывает:

– Молчать.

Оба мгновенно захлопывают рот. Оба неотрывно, немигающе глядят на неё. Внезапная перемена, неуловимая метаморфоза: они не паникуют, не дёргаются, как нимфа, обращённая в дерево, или несчастный смертный, ставший цветком или рыбой. У Россиль перехватывает горло.

Вот это и есть власть. Одним словом, одним взглядом она переделала миропорядок по собственному разумению. Должно быть, это чувствуют короли каждый день своего правления, именно это чувствует отец Россиль, когда вся Бретонь склоняется перед ним и меняется согласно его воле.

Камергеры молча пялятся на неё. Они слегка покачиваются на месте взад и вперёд, но не отводят взгляда. Россиль глубоко вдыхает.

– Откройте дверь, – велит она. – Впустите меня в комнату.

Для их тел повиноваться её приказам теперь не менее естественно, чем дышать.

Король спит на спине, сложив руки на груди. Комнату наполняет одышливый храп.

Россиль подходит к кровати. Дункан не шевелится. Впервые ей удаётся разглядеть его черты в таких подробностях, какие не позволял прежде взгляд на расстоянии. Густые брови с нитями седины. Глубокие морщины, обрамляющие рот, позволяют предположить, что когда‑то он часто и легко улыбался. У него сохранилась, несмотря на возраст, густая копна волос, и местами видно, какого цвета они были изначально – медные, как у Эвандера. Грудь Дункана плавно поднимается и опускается на каждом выдохе.

Это живой человек с бьющимся сердцем, дышащими лёгкими и горячей кровью – нет, нет, Россиль не сможет этого сделать. Она зажимает себе рот ладонью, чтобы король не проснулся от её сдавленных всхлипов. Когда Макбет рассказывал ей о смерти тана Кавдора, убийство в его устах представало нетрудным, но опьяняющим удовольствием. Как это возможно?

В лифе платья спрятан кинжал – кинжал Макбета, тот, что нанёс последний удар Кавдору. Благословлённый, как она полагает, пророчеством Прачек. Но когда Россиль лезет за оружием, её осеняет мысль, которую напрочь упустил её муж. Он уверенно заявил, что не даст ей показаться на глаза друиду, пока тот проводит воззвание к крови, но что, если у него не выйдет? А что, если… Россиль не понимает границ своей силы, не знает, как долго продлится воздействие, сохранится ли внушённая ею мысль в умах камергеров после её ухода. Возможно, едва она скроется в коридоре и они заморгают, словно пробудившись ото сна, они вспомнят, как леди тихо зашла в комнату – и вышла с руками в крови?

В желудке Россиль волной вздымается паника – и оседает тошнотворной пеной. По крайней мере, король всё ещё не двигается. Даже на ночь он не снимает массивные перстни с драгоценными камнями. Нарочито медленно Россиль разворачивается к камергерам.

Оба безотрывно смотрят на неё пустым немигающим взглядом. Пропали без следа безыскусная грубая весёлость, смешки, пьяный румянец. В желудке Россиль липко плещется тошнота. Как же ненадёжна её власть, неужели так будет всегда? Или она, Россиль, когда‑нибудь привыкнет к власти настолько, чтобы её утрата казалась хуже смерти?

– Подойдите сюда, – велит она осипшим голосом. – Обнажите мечи и…

Мужчины двигаются, точно ожившие бронзовые статуи, полностью послушные её воле. Приблизившись к постели короля, они вынимают из ножен клинки, и от шороха металла о кожу Дункан всё же вздрагивает и его веки трепещут. Весь свет в комнате исходит от очага, приглушённый далёкий рыжий отблеск, а король даже при дневном свете почти слеп, так что он ничего не увидит, он может только слышать чужое присутствие, и…

В приступе страха он панически зовёт:

– Лисандр! Лисандр!

Сердце Россиль на мгновение замирает. Даже этот хиреющий больной старик, почти не сознающий себя, ещё не проснувшийся, так рвётся к сыну – словно мать к холодной колыбельке младенца. В этот момент Россиль кажется, что она скорее перережет горло сама себе, чем причинит ему вред. Но его крики становятся громче, и скоро их услышат, поэтому Россиль закрывает ладонью его рот (губы, что целовали пальцы Лисандра), и он потрясённо сбивается, лишь зрачки в слезящихся глазах мечутся в слепом животном ужасе.

– Убейте его, – сдавленно приказывает Россиль. – Пожалуйста, быстрее, пожалуйста…