– В Гламисе всюду измена, – говорит он. – Недавно на мою собственную жену напали люди в масках. Эти же люди могли убить короля. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы найти их. И также отомщу, как причитается мне по праву.
Умный ход. Теперь у них с принцем есть общая цель. Россиль украдкой бросает взгляд на Флинса, чтобы проверить, хватит ли ему твёрдости духа после этих слов ничем не выдать себя. С его щёк уже сошёл зеленоватый оттенок, но теперь он бледен, как мертвец. Но это лишь остатки ужаса перед ликом смерти, решает она, а не искренний страх перед разоблачением. Ей хотелось бы так думать.
Эвандер медленно кивает Макбету, по-прежнему прерывисто всхлипывая, отчего кажется намного моложе своих лет. Горе обратило его в ребёнка. Лисандр опускает руку на плечо брата, кратко сжимает пальцы в знак поддержки. Этот заботливый жест почти сводит на нет самообладание Россиль. Как стремительны эти метаморфозы: мужчины одним кувырком снова становятся мальчишками, холодные маски сползают, обнажая несчастные лица. Для самой Россиль уже не тайна, насколько бережными могут быть руки Лисандра.
Столько тайн, думает она, новая и новая ложь распространяется по всему свету и привязывает её, Россиль, к какому‑либо мужчине. Прежде она боялась, что в Гламисе у неё не будет ни союзников, ни секретов. Теперь она словно моллюск в витой раковине; именно от неё всё начинает раскручиваться по спирали.
В Наонете к Россиль уже явилась бы, покорно кланяясь, швея и сняла бы мерки, чтобы в кратчайшие сроки изготовить чёрное платье и чёрную траурную вуаль. Но они в Гламисе, и Россиль, уже успев привыкнуть к этому, одевается сама. Платье цвета олова она сожгла, потому ей не остаётся другого выбора, кроме как надеть жемчужно-голубое, невзирая на слишком большой вырез для глубокого траура. Однако вряд ли мужчины обратят на это особое внимание. На фоне будущей мести, пролитой крови и, конечно же, притязаний на корону всё прочее становится ничтожным.
Россиль выливает ведро в очаг, и пламя с шипением гаснет. Среди обугленных головёшек застряли обрывки серой ткани. Но пахнет в комнате только пеплом. В воздухе нет металлического привкуса предательства. В этот момент Россиль снова выскальзывает из себя, и в её тело, как призрак, проскальзывает леди Макбет.
Всю челядь собирают в главном зале; Россиль впервые видит их всех вместе. Гонцы, сторожа, слуги, солдаты. Повара в грязных фартуках неловко ёжатся. Конюхи в заляпанных грязью башмаках смотрят в землю. На лицах стражников написано раскаяние. Преимущественно из-за того, что побагровевший Эвандер в бешенстве кричит на них почти час, сладострастно упиваясь собственной яростью.
Какой от вас прок, если вы не способны уберечь короля от вражеского клинка?
Вы глухие и не слышите криков ночью?
Мне бы стоило каждому из вас распороть брюхо вашими же мечами; тогда вы познаете ту же боль, что и мой отец.
Я казню вас всех за непригодность для своего дела. Это не менее тяжкий проступок, чем предательство.
Макбет позволяет это. Эвандер – принц, и, что ещё более важно, вопрос о престолонаследии пока не решён. Дункана больше нет в живых, чтобы озвучить свою волю (какой бы она ни была). За падающей короной тянется множество рук. Наверняка случится распря между братьями, так всегда бывает. А над их головами будут кружить стервятники, подобные её мужу.
Старший принц молча наблюдает, как исходит злостью его брат. Когда уже начинает казаться, что тот неутомим, Лисандр опускает ему руку на плечо и твёрдо говорит:
– Довольно. Ты добился того, чего хотел. Они достаточно напуганы.
Это правда: гонцы, сторожа, слуги и солдаты, повара и конюхи – все трясутся как осиновый лист. Грудь Эвандера бурно вздымается, он тяжело дышит.
– Нет! Не может быть довольно! – возмущается он.
Он ровесник Россиль или немногим старше. Юноша семнадцати, восемнадцати лет. В Гламисе он считался бы зелёным мальчишкой, как Флинс, не имеющим даже следа от смертельной раны, который можно с гордостью выставить напоказ.
– Ты противоречишь собственным намерениям, – возражает Лисандр. – С каждым мгновением тело отца всё холоднее.
Это наконец утихомиривает младшего принца. Эвандер усаживается на помост, низко опустив голову. Россиль мерещится, будто он утирает слёзы. Не поднимая головы, он тихо зовёт:
– Канцлер.
Это позорное зрелище. Россиль понимает, что её муж считает так же. Этот юноша продемонстрировал не силу, а неуправляемую бурю чувств. Как он будет править Альбой, если не может даже обуздать себя? Именно это будут говорить все хулители Эвандера. Если бы за каждого брата вёлся подсчёт сторонников, эта выходка стала бы весомым минусом против него
Тело короля со сложенными на груди руками лежит на помосте. Поскольку Россиль видела, как он лежит во сне, создаётся впечатление, что он продолжает спать. Кто‑то даже опустил ему веки. Канцлер с распятием, инкрустированным драгоценными камнями, преклоняет колени перед телом.
Тела мёртвых камергеров без каких‑либо церемоний свалили на краю помоста. Канцлер проводит рукой по залитой кровью сорочке короля, бормоча что‑то себе под нос.