Теперь её не волнуют эти доводы. Она сжимает простыни в кулаках, пока Лисандр движется между её бёдрами, и от прикосновений его горячего сладкого рта внутри её что‑то поднимается волной, словно кровь пытается прорваться сквозь кожу. Она выгибается, спуская бёдра с кровати, и зажимает себе рот рукой, чтобы заглушить унизительный, чересчур человеческий звук. Никогда прежде она не чувствовала себя настолько ужасно и чудесно плотской.
Внезапно всё прекращается. Лисандр поднимает голову, выпрямляется и, наклонившись над ней, уже без малейшей нежности ощупью находит в её лифе нож.
Сердце Россиль замирает, но она не может выдавить ни слова. Когда Лисандр встречается с ней глазами, там уже нет ни следа томления и ласки. Взгляд у него острый, как зелёный осколок хрусталя.
– Постой… – задыхается она.
Она пытается оттолкнуть его, подняться с постели. Но его рука мгновенно хватает её за горло.
Он почти не прикладывает силу и не пытается ей навредить, по крайней мере, пока она не дёргается, следовательно, ей мучительно нечем дышать из-за паники, а не от боли. Невзирая на протестующие бессловесные мольбы Россиль, свободной рукой Лисандр извлекает из-под лифа её платья нож. С минуту он разглядывает находку, хмыкает, словно его что‑то позабавило, и отбрасывает нож в сторону. Лезвие звенит о камень далеко вне досягаемости Россиль.
– Воинство Макбета, должно быть, оскудело, если он посылает собственную жену вершить такие чёрные дела.
– Прошу, – выдыхает она. – Отпусти меня.
– И ты снова попытаешься меня околдовать?
– Я не собиралась… я не…
– Да, – обрывает её Лисандр. – Ты та, кем тебя называют, Россиль из Бретони. Ты ведьма.
Он использует бретонское, а не шотландское слово. В попытке высвободиться Россиль вцепляется в его запястье обеими руками, но её потуги бесплодны – он слишком силён. В уголках её глаз вскипают слёзы. Крепко зажмурившись, она выговаривает:
– Я всего лишь кинжал в руке моего мужа.
Пустые, плоские слова. Лисандр снова издаёт смешок.
– Возможно, кого‑то другого ты бы убедила. Того, кто тешит себя идеей, будто женщины не обладают никакой силой, кроме той, что им даруют мужчины. – Теперь свободной рукой он расправляет юбку Россиль на бёдрах – неуместным, почти рыцарственным жестом, как будто помогает ей вернуться к утраченной скромности. – Пусть не своими руками, но я знаю, что это ты погубила моего отца и его людей.
Россиль осознаёт, что разыгрывать невиновность бесполезно, поэтому пробует изобразить гнев, но вместо этого слышит в своём голосе капризные нотки:
– А откуда ты это знаешь? Канцлер самолично провёл воззвание к крови.
– Канцлер не обладает ни крупицей прозорливости. Лишь проводит пустые ритуалы.
– Большая дерзость с твоей стороны – так дурно отзываться о главном советнике твоего отца.
– Полагаю, ещё большая дерзость – убить моего отца в его собственной постели.
Россиль не находится с ответом и плотно сжимает губы.
Неожиданно Лисандр чуть ослабляет хватку на её горле – Россиль тут же отпихивает его руки и заставляет себя сесть. Глаза печёт. Она пытается высмотреть у принца за плечом блеск ножа на полу, но его нигде не видно. Гибкое, сильное тело Лисандра преграждает ей путь к двери.
– Не пытайся бежать, – предупреждает он.
– Я не собиралась.
События разворачиваются в обратном порядке: Лисандр завязывает шнурки колета, прежде распущенные Россиль. Выуживает из простыней ожерелье с рубином и протягивает ей. Цепь у него на ладони сворачивается кольцом, как холодная змея. Россиль выхватывает украшение, её щёки пылают.
– Спасибо, – злобно буркает она.
Лисандр кивает.
Внезапно Россиль охватывает новая волна унижения. В памяти прокручиваются последние несколько минут: она падает в его объятия, он прижимает её к кровати и страстно целует, пока хватает воздуха в лёгких, – она ведь поверила, что это её чары пробудили в нём похоть. Но он не был околдован, и все его страстные слова, так воспламенившие её, были ложью, искусным притворством. Больше всего его занимал нож в лифе её платья – и то, как отобрать у неё оружие.
– Значит, на самом деле ты ничего такого не чувствуешь? – невольно вырывается у неё. Вопрос тщеславной, легкомысленной девчонки.
– Мне стоит спросить тебя о том же? – Пристальный взгляд Лисандра встречается с её раздосадованным взглядом. – Ты изобразила желание в своих целях, чтобы обманом приставить мне к горлу нож?
От смущения она почти теряет дар речи.
– Ты сам назвал меня ведьмой, – огрызается она наконец. – У таких созданий нет человеческих чувств.
– Я в это не верю, – отрезает он без малейших колебаний, с поразительной уверенностью. Россиль смотрит на него с удивлением; её тело до сих пор полыхает остаточным жаром. Волосы Лисандра взлохмачены после их возни в постели, но по-прежнему блестят, словно океан под луной. Узкий нос, словно созданный резцом скульптора. Высокие скулы и тёмные тени бессонницы под глазами. На горле у него наливается краснотой синяк. Россиль испытывает странное, неприличное удовлетворение от мысли, что она тоже оставила на нём свою метку.