– Я посоветовал бы тебе тоже подумать о своём положении, тан Гламиса, – ровно парирует он. – Мой брат доберётся до Этельстана в течение недели, и сразу после этого вся Англия перейдёт на его сторону. Объяви себя королём, если пожелаешь, но помни, что Альба – не единая страна. Сколько танов присоединятся к тебе, когда поймут, что им придётся сражаться против армии Этельстана? Я твоя единственная надежда собрать союзников в Шотландии и тем более – заключить мир с Англией. Эвандер готов будет выкупить мою жизнь, но не пойдёт на уступки ради трупа. Ты же понимаешь, что лев всегда пожирает единорога.
Макбет застывает на месте. Ветер треплет его волосы и бороду, окутывает его холодом. Кровь Россиль обращается в лёд. На лице Лисандра до сих пор не дрогнул ни единый мускул, он даже не моргает.
Хоть муж Россиль охотно прибегает к насилию, он не безрассуден. Она уже давно поняла, что под личиной тупого дикаря скрывается весьма разумный человек. Долгие напряжённые мгновения ожидания подобны прибою: волны поднимаются, опадают, плещут на берег, откатываются назад, поднимаются снова и снова опадают, оставляя на песке полоски пены.
Наконец Макбет цедит сквозь зубы:
– Брось меч, – Лисандру. И через плечо, Банко и Флинсу: – Заковать его в цепи и бросить в темницу!
Когда меч Лисандра со звоном падает на землю, тянущее напряжение в спине Россиль немного ослабевает. Она выдыхает, но это не приносит истинного облегчения от гнетущего ужаса – потому что в этот момент к ней подходит Макбет и кладёт руку ей на плечи, притягивает её крошечное тело к своей огромной груди.
– Мне очень жаль… – начинает она.
– Нет, – говорит он тихо, но твёрдо. – Не сейчас.
Она не может глядеть, как Банко и Флинс набрасываются на Лисандра, хватают его за руки и волочат прочь со двора. Но и отвести взгляд – выше её сил. Одно мгновение холодные, непроницаемые, невозможно нечеловечески зелёные глаза принца смотрят прямо на неё.
– Предатель! – неожиданно вопит чей‑то высокий голос и даёт петуха на самой верхней ноте. – Ты, Макбет, изменник, отступник! Ты зарезал короля в его собственной постели!
Макбет медленно оборачивается. Это канцлер кричит ему с другого конца двора, дрожа в своих дорогих одеждах, стискивая драгоценное распятие худыми, узловатыми пальцами.
– Тихо! – рявкает Банко.
Макбет вскидывает руку.
– Подумай о своём положении, канцлер, – говорит он. – Твой старый хозяин мёртв и не может защитить тебя. Теперь ты в ловушке, в замке его убийцы. У тебя есть выбор: ты можешь склониться передо мной или последовать за Дунканом в могилу.
Канцлер вздрагивает, как тростник на ветру. Открывает рот и тут же захлопывает. Макбет всё ещё держит жену прижатой к своей груди, перед глазами у Россиль всё расплывается в жарком мареве, ей становится тяжело дышать.
После нескольких минут молчания канцлер опускается на колени. Он кладёт распятие наземь и поднимает руки над головой. Он склоняется вперёд, лицом в пыль двора, опустив на землю раскрытые ладони. Чистая мольба. Воплощение покорности. Макбет будет смаковать эту картину, как пьянящий дух самого дорогого вина.
Макбет приближается к нему. Каждый его шаг подобен грохоту валуна, обрушившегося с горной вершины. Достигнув лежащего ниц канцлера, он склоняет голову набок, рассматривая коленопреклонённую фигуру. Стыд окутывает её облаком густой пыли.
Клинок быстро и точно пробивает насквозь тощую шею канцлера. Макбет убил столько людей, что точно знает, куда бить и как нанести именно такую рану, какая нужна ему сейчас. Каждое убийство он совершает с величайшей продуманностью. Иногда его целям соответствует зрелищный фонтан крови, задыхающийся кашель, долгая, нарочито затянутая смерть. Но сейчас всё происходит жестоко и быстро. Канцлеру не предоставляют последнего слова. Его согбенное тело почти не двигается с места, по нему пробегает единственная краткая судорога, словно у выловленной рыбы. А после этого остаётся лишь красный круг, растекающийся по земле.
– Ещё один вздорный священник мне ни к чему, – заключает Макбет.
Он вынимает меч под углом – слышен хруст расколовшейся кости. Вскидывает клинок и облизывает край, пробуя на вкус мастерски исполненную смерть канцлера. Вместе с тем он продуманно передаёт послание каждому, кто увидит алое на его губах: он соблюдает обряд первой крови, а это значит, что вскоре крови будет ещё больше.
Вместо того чтобы отправиться в главный зал и утолить жажду вином или разложить по столу военные карты, Макбет первым делом идёт к себе в спальню, скупым отрывистым кивком приказав Россиль следовать за ним. Она молча повинуется. У входа муж пропускает её внутрь и закрывает за ними дверь. За всё это время он ни разу не посмотрел на неё, не взглянул в её глаза, даже сквозь вуаль.
Слуга приносит ведро с водой. Россиль стоит на медвежьей шкуре, благопристойно сложив руки перед собой, вперившись глазами в морду мёртвого зверя. Мысленно она молится о том, чтобы её покаянное выражение лица удовлетворило Макбета, чтобы его взгляд на задерживался надолго на её шее.