В голове у неё царила такая сумятица, что у неё не было времени поразмыслить над этим. Теперь, когда Лисандр выводит её за дверь в коридор и ничто другое больше её не занимает, в её разум проникает осознание. Ни один смертный мужчина не смог бы выжить после того, как посмотрел ей в глаза, но Лисандру это удалось, и он до сих пор двигается, дышит, его сердце бьётся. Её колдовство не подействовало на него, не подчинило его волю. Россиль оглядывается через плечо на комнату без окон и примечает на стенах странные глубокие зазубрины в камне, они не складываются в узор, Россиль ни с чем не может их сопоставить – но озарение, неотвратимое, как удар молнии, говорит ей, что Лисандр – не человек.
Пока они выбираются из лабиринта коридоров, Россиль на ходу придумывает оправдания для того момента, когда Макбет, несомненно, прикажет ей объясниться.
Он был очень силён, мой лорд, и знал, что я приду за ним. Мне жаль. Как ты и сказал, он слишком умён.
Я справлюсь. Я больше тебя не разочарую. Я не подвергну тебя бесчестью.
И затем о синяках у неё на горле: Это от ожерелья, мой лорд. Твой подарок, символ твоего уважения, оставил на мне след. Даже у неё в голове всё это звучит жалобно и неубедительно. Она утратила невинность, по-настоящему. Теперь она больше не может прибегнуть к этому трюку, надеть эту маску. Это Россиль из Бретони была робкой и трепетной, но не леди Макбет.
Лисандр понуждает её идти быстрым шагом, и к моменту, когда они спускаются во двор, она уже задыхается. Туда же добирается канцлер, покрасневший от натуги, – должно быть, он отвык от такого за много лет в праздности и роскоши при особе короля Дункана. Он тщетно пытается отдышаться, согнувшись, уперевшись руками в колени. Сейчас он выглядит особенно старым.
Глубоко внутри нынешнего канцлера сокрыт другой человек: селянин, рыбак, пастух. Монах с обритой налысо головой, гладкой, как у младенца, – каким он был, пока его не вырвали из привычной тихой обители, чтобы отослать к королю. Россиль различает всех этих людей, выраставших в нём по очереди, как годовые кольца дерева: самые ранние слои ближе всего к сердцевине. Удивительно, что ей до сих пор удаётся замечать такие вещи – той хладнокровной твари, которой она сделалась. Но стоит ей моргнуть, и видение рассеивается.
С грохотом открывается барбакан. Во двор влетают три лошади, поднимая клубы пыли. Загнанные, в мыле и пене, с закаченными побелевшими глазами. Один из всадников – Банко, другой – Флинс. Последний – Макбет.
Невзирая на потрёпанные шотландки и покрытые испариной лбы, Россиль не видит ни на одном из них открытых ран. Но в воздухе витает предчувствие кровопролития. Макбет спешивается, тяжело дыша, от него во все стороны расходятся волны ярости.
– Малодушный лживый подлец, – рычит он, – убери руки от моей жены.
– Подлец? – повторяет Лисандр. – Не я посылаю свою жену выполнять за меня грязную работу.
Он держит меч приставленным к пояснице Россиль. Одно внезапное неудачное движение, и клинок пронзит её, словно вертел – свиную тушу.
– Подлость у детей Дункана в крови. – Макбет начинает обходить их кругом, в его руках также блестит меч. – Твой брат сбежал при виде наших мечей, как вспугнутый олень. Теперь он укроется в крепости безмозглого Макдуфа, а после отправится ко двору Этельстана – видать, слишком труслив, чтобы самому сражаться за себя.
– Многие сочли бы куда более трусливым нападать тремя мечами на одного. – Лисандр кивает на Банко и Флинса, пока остающихся верхом на лошадях. – Ты сделал своей правой рукой неумеху, тан Гламиса. Он мало чем превосходит своего вечно надутого сынка. И вас троих сумел обойти юноша, едва ставший мужчиной.
Банко с яростным рыком слетает с седла. Флинс – следом за ним, гневно раздувая грудь, но в этот момент даже шрам от смертельной раны на его горле выглядит поблёкшим и неубедительным, исчерпавшим свою силу.
Макбет ни слова не говорит в их защиту.
– Ты ведь прекрасно понимаешь, каков сейчас расклад сил, принц Камберлендский, – замечает он вместо этого с тонкой язвительной улыбкой. – Один меч не выстоит против троих, и, в отличие от твоего брата, тебе некуда бежать.
Сильный порыв ветра, пронёсшийся по двору, подхватывает край вуали Россиль. Она всем сердцем надеется, что на резкий ветер удастся списать её слёзы, что муж не заметит, как она плачет, или решит, будто причиной тому – страх за собственную жизнь, а не скорбь от того, что должно случиться вот-вот. Она практически видит, как на Лисандра обрушивается удар меча.
Но если сам Лисандр и боится, его лицо не выдаёт страха. Он отвечает Макбету спокойным пристальным взглядом.