– Я умру здесь, увы, алчные руки смертного убьют меня. Колдуньей, ведьмой назовут меня в веках. На сотни лет вперёд первенцы твоего рода будут отмечены печатью моей мести, моей магии. Ты лишил меня моего природного облика, а в ответ моя колдовская сила лишит человеческого облика твоих сыновей.
С этими словами женщина – ведьма – уронила голову обратно на траву и умерла, и земля поглотила её тело, так что к моменту, когда это место в лесу отыскал королевский оруженосец, под деревом оставался только дрожащий оленёнок, жалобно блеющий в поисках матери. Оруженосец отнёс раненого короля обратно в замок, где тому обработали и перевязали рану. Увидев свою жену в тягости, с большим животом, король упал перед ней на колени и во всём сознался.
Тот король никогда не был набожен. Тем не менее, пока его сын рос в утробе матери, он неустанно молился в надежде, что сможет освободиться от проклятия ведьмы. Он призвал к себе священников, осыпал их золотом и оставил десяток при дворе, чтобы они также молились об отпущении его грехов.
Но Бог не внял его мольбам. В крови, в поту и во тьме родился его сын, и первое время король страшился, что проклятие может забрать и жену. Но она всё же не умерла. Новорождённый оказался весьма странным ребёнком: у белокурых, румяных, здоровых родителей появился на свет темноволосый, худой и бледный младенец.
Несколько дней ребёнок не спал. Ночами он плакал, не умолкая, и корчился, словно его терзала тайная боль. Королева не могла его успокоить. Он не хотел есть. И вот наконец, когда он впервые погрузился в беспокойный сон, король воочию увидел плоды ведьминого проклятия: у себя в колыбели, во сне, его сын превратился в чудовище.
В первые дни жизни сдерживать его было нетрудно. Это создание также было ребёнком и обладало лишь детской силой. Его можно было привязать к кровати. Но по мере того, как мальчик рос, рос и его чудовищный ночной двойник. Для него построили отдельные палаты, без окон, с одной узкой железной дверью, чтобы чудовище не могло выбраться наружу. Все слуги в замке под страхом смерти поклялись хранить тайну и никому не рассказывать, какой страшный рёв доносится ночами из палат принца.
Королева родила ещё одного сына, он походил на родителей и обликом, и нравом – его, обычного смертного мальчика, не запятнало проклятие ведьмы. Но вторые роды подорвали здоровье королевы, и вскоре она умерла. От тоски по возлюбленной супруге заболел и король, но смерть не торопилась обрывать его тягостное существование. Шли годы, каждый день был для него унизительным мучением. Его первенец тоже взрослел, а вместе с ним росло чудовище.
В скорби и ярости король принялся разыскивать всех ведьм и колдуний в своём королевстве, всех хоть сколько‑то необычных женщин. Однако на допросах они говорили одно и то же: проклятие ведьмы не может снять никто, кроме её самой. А ведьма, которая прокляла его сына, была мертва.
Вот так вышло, что корону Альбы носит немощный, чахнущий король – а унаследовать её должно чудовище.
Голос Лисандра становится всё тише и под конец падает до неслышного. Всё время рассказа он крепко сжимает руку Россиль. Она поднимает взгляд, открытый взгляд, и встречается с ним глазами – те сияют, словно подсвеченные изнутри факелом. В его непроглядно-чёрных зрачках Россиль видит своё отражение. Наконец перед ней предстаёт её собственное лицо: бледная бескровная кожа, острый подбородок и некая неопределимая странность, неправильность. Изъян, пролегающий сквозь самую её суть, словно трещина в земной тверди.
– Итак, теперь ты слышала всё, – заключает Лисандр через силу, словно что‑то сдавливает ему горло. – Я – проклятие Альбы и позор моего отца. Лишь чувство вины, не более того, породило в нём привязанность ко мне. Он хотел передать мне корону в пустой надежде на искупление. Но в таком случае он выпустил бы на Шотландию наиболее жестокое и гнусное создание из всех, что есть на свете. Моей сущности зверя нет дела ни до корон, ни до обрядов, ни до жизней невинных людей.
Россиль с большим трудом поднимает голову.
– Ты думаешь, это меня пугает?
Он не отвечает. Его веки тяжелеют.
– Ты не смертный мужчина – пусть так. Я видела, на что способны смертные мужчины. Я предпочитаю, чтобы чудовище не скрывалось.
Её ноги словно омертвели, она боится, что больше никогда не сможет ими пошевелить. Кровь уже подсыхает, одежда Россиль липнет к полу.
– Решётки здесь хлипкие, – шепчет Лисандр. – Они меня не удержат. Я не знаю, что сделает это существо. Что я буду делать.
Россиль поворачивает руку так, чтобы касаться ладонью его ладони, и переплетает их пальцы.
– Будь здесь, – просит она. – Будь здесь, пока можешь. Пожалуйста.
– Да, – отзывается он хриплым, затухающим голосом.