Легенда о сердце леса

Он не отвечает, и я благодарна ему за это, потому что никакие его слова не смогут заставить меня чувствовать себя лучше. Речь больше не идёт о биении наших сердец, о чувствах людей или эльфов, о том, чтобы разговаривать о любви просто ради удовольствия слышать признания. Если бы спасение мамы зависело от Раймона, а он бы этого не сделал, я не смогла бы позволить ему прикоснуться ко мне без чувства отвращения.

Я чувствую запах келча ещё до того, как вхожу в хижину. Папа сидит на диване, а Эвия – в кресле-качалке. Лиам и Кина стоят у двери. Настоящий семейный портрет. Только серебряной рамки не хватает. Идиллическую картинку нарушает тот факт, что Эвия на пороге смерти, и все ждут, что я как-то это исправлю. Отец передал нам свою ненависть к эльфам, чтобы пережить боль от потери мамы. Герб и дедушка презирали людей, потому что легче было обвинить отца, чем задуматься, не сделали ли они чего-нибудь плохого. Грета сердится на Джона, чтобы не сердиться на себя. И я не хочу говорить с Раймоном, потому что, если бы он сказал мне, что Эвия – его сестра, я бы нашла причину не вмешиваться. Когда что-то идёт не так, мы все ищем виноватого, того, на кого можно свалить свои ошибки. Люди лгут даже с благими намерениями, чтобы облегчить чью-то жизнь, но когда дело доходит до обмана самих себя, эльфы и люди устроены одинаково.

Я подхожу к Эвии, и она улыбается мне. Её губы так и не восстановили свой цвет с тех пор, как мы виделись в последний раз, и мне не нужно слышать её неровное сердцебиение, чтобы представить, что она переживает. У ребёнка сердце тоже не слишком хорошо звучит, и самое страшное, что она тоже это слышит.

– Мы не можем больше ждать, – говорю я.

Отец встаёт и подходит к нам. Каждый мускул его тела напряжён. Он хочет что-то сказать, но не знает, что и как. Я не заглядываю в его мысли, потому что и так знаю, о чём он собирается спросить. Но он медлит. Мы решили, что сделаем всё по-моему, но ни один из них меня не послушал, у обоих уже были свои планы без расчёта на меня. Или каждый из них рассчитывал убедить меня лучше, чем другой. Папа нарушает молчание.

– Мы должны всё подготовить. Что тебе нужно?

Я не знаю. Я не знаю, что мне нужно. Я не знаю, что может понадобиться даже при родах в обычных условиях, не говоря уже о таких.

– Ты уверена, что не хочешь позвать на помощь целителя? – спрашиваю я у Эвии.

Она пытается встать, но у неё нет сил. Отец слегка сжимает её плечи в знак поддержки. Делает вид, будто так и надо, и качает головой, ничего не говоря. Возможно, это занимает всего секунду, но у меня такое чувство, что время остановилось, что папа, Эвия, Лиам, Кина и даже Раймон смотрят на меня, ожидая, что я скажу волшебные слова, которые заставят всё это забыть, но я их не знаю. Я не ведьма и не волшебница, не знаю, почему я позволила втянуть себя во всё это. Я – это просто я, Зойла. Та, что в классе прячется на последнем ряду. Та, что обнаружила, что может делать удивительные вещи, не более удивительные, чем заживление царапины или небольшое сдавливание артерии. Вчера вечером я думала, что смогу преодолеть что угодно, потому что в Великом Древе всё кажется возможным, но это слишком для меня, и я единственная, кто это осознаёт. Я уже собираюсь сказать им об этом, когда Раймон говорит:

– Нет лучшего целителя, чем ты.

Он прав. Я просто в очередной раз пыталась переложить бремя на кого-то другого, но очевидно, что все они не позволят мне сделать это. Я пытаюсь в последний раз, хотя знаю ответ:

– Пожалуйста, Эвия. Пусть целитель хотя бы поможет мне, я ничего не знаю о родах.

Я не заметила, как открылась дверь, не знаю, когда она пришла и сколько она слушала, но я едва различаю силу в голосе бабули, когда она говорит:

– У меня хватит знаний на двоих.

Глава 31 В подчинении

В хижину входят обе мои бабушки.

– Прежде чем ты что-то скажешь, – говорит Арисия, – это была не моя идея. Не спрашивай меня, как она уговорила следопыта привести её сюда.

Я не удивлена. Старейшина сказал, что они сделают всё, чтобы помочь мне, и бабуля – лучшая поддержка, которую я могу найти сейчас.

Папа приклеился к креслу-качалке Эвии, и у меня такое чувство, что ничто не заставит его сдвинуться с места. Бабуля бродит по хижине, заглядывая то туда, то сюда, осматривая территорию. Я даже не знаю, что находится за занавесом из зелёных лоз, за которым, кажется, скрывается остальная часть дома. А вот бабуля входит и выходит из комнаты, в которой мы находимся, как будто она была здесь всю свою жизнь. Она внезапно помолодела или стряхнула с себя годы, которые в последнее время навалились на неё из-за всех нас.

Никто не смотрит на меня, никто со мной не разговаривает. Как будто меня нет в комнате. Раймон ходит из угла в угол, следуя бабушкиным указаниям, и ухитряется даже случайно не касаться меня взглядом.

– Мне нужно домой, – говорю я вслух.

Но все продолжают сосредоточенно заниматься своими делами, как маленькие муравьи. Полагаю, так им легче не думать.