– Конечно, помню, – лицо Кассиана на миг просияло от приятных воспоминаний. Тогда, в беззаботные первые учебные дни, они с подпития пошли искать приключений на свою голову. Разумеется, сам он их вовсе не хотел – слишком был осторожен в связи с плачевными «приключениями» своего отца – но вот за Ромулом необходимо было приглянуть, во всяком случае, так Кассиан себя настраивал в первые минуты их гуляний.
Затем же в голове всплывали лишь мутные образы баров и очень грязных (причем во всех смыслах) местечек, странных людей, мужчин и женщин, видимо, забывших о том, что они были ими и решивших на время спуститься в своем развитии на уровень животных. Проснулся же он на следующее утро с жутким желанием пить и сделать что-нибудь с невыносимо болящей головой и еще одним местом… Предплечьем с набитой на ней татуировкой «поступки». Очень долго он гадал, что же все-таки это слово значило для него предыдущей ночью, но так и не додумался, до тех пор, пока не встретил Ромула в университете с продолжением начатой на его теле фразы. «
Сам же Кассиан даже на время смог забыть о своей головной боли. От радости разрешения столь сложной загадки туман, казавшийся совсем плотным каких-то несколько часов назад, начал постепенно рассеиваться, позволяя привычной студенту-первокурснику жизни приобрести в нем некоторые очертания.
– Так, раз все же ты помнишь, то сделай же что-нибудь. Сделай, потому что, честно, друг мой, ты – мастер скорее на слова, причем на слова лишь для небольшого круга, в который я, по счастью, смог попасть…
– Ромул, – Кассиану было неприятно слышать правду. – Я никогда не был таким, как ты, мои запросы гораздо скромнее…
– Да каким же меня, разразите всевидящие боги, ты человеком видишь? Сколько раз можно повторять одно и то же?! Вроде бы, Кассиан, умнейший во всем Университете, но сейчас отрицаешь очевидные вещи. Я – военачальник, наделенный неким даром красноречия и физической привлекательностью, как многие считают, но все же военачальник, хоть пока и в мечтах. И я сразу это тебе сказал. Я согласился на захват власти только для того, чтобы быстрее продвинуться по карьерной лестнице и помочь тебе, потому как видел твое стремление.
– Стремление изменить Рим, но не править им, – Кассиану казалось, что диалог их повторяется уже в тысячный раз. Только во время всех его предыдущих вариаций разногласия сами собой «сворачивались», многое оставалось недосказанным, хотя и понятым.
Несмотря на общность многих идей, Ромул всегда конкретно знал, что ему нужно. А нужно ему было то, что пьянило людской разум (а особенно разум истинного римлянина) сильнее любого вина или прекрасной женщины.
Ромулу не хотелось убивать, нет. Он просто никогда не думал о том, что тот, с кем он сражался или сражался бы (в бою он был лишь дважды, да и то, будучи на безопасных позициях) имел равноценную его собственной историю жизни, чувства и мысли. На мгновения битвы – парень это точно для себя выяснил – враг переставал для него быть человеком. Он становился именно врагом. Нечто тем, что состояло лишь из плоти и духа соперничества, агрессии и страха, сидящего в подкорках («А что, если этот миг – последний?»), такого, который он сам испытал, но осознал его присутствие уже после боя.
Ромул после первого же своего сражения понял, что чувство, которое он испытал при виде поверженного соперника, ни сравнится никогда с теми, что он испытывал и будет испытывать в мирской жизни. Он хотел воевать, хотел побеждать, получать желаемое и хотел научиться тому, как можно это сделать, в том числе и опытным путем.
А учиться можно было лишь у лучших, до которых добраться, идя по извилистым дорожкам студента, принадлежавшего не к высшему, а скорее «высокому среднему» классу римлян, представлялось практически невозможным. Он смог реалистично оценить свои шансы – и понял, что реально они имелись у него только в том случае, если каким-то образом удастся сделать невероятный скачок, путем знакомств, денег, женитьбы… Чего угодно, лишь бы сделать и побыстрее.
Шанса долго ждать не пришлось – Кассиан всегда, сколько он его знал, говорил правильные вещи, с которыми был согласен не только сам Ромул, но были согласны и многие из его здравомыслящего окружения, а потому переворот, который друг предложил, показался ему той самой чудесной «тропиночкой», кратчайшим из путей к достижению заветной цели стать великим военачальником.