Легенда старого Чеколтана

— Недавно во время шторма на берег выбросило несколько снарядов. Их уничтожили. Но вскоре повторилось то же самое. Оказывается, эти снаряды волнами выносит из трюмов транспорта, затонувшего во время войны. Возможно, кроме снарядов, там есть и мины, и авиабомбы. Вы представляете, какой опасности будут подвергаться люди при разгрузке транспорта? Руководителем там должен быть умелый, волевой человек. Кроме того, ему и самому, возможно, придется спускаться под воду. Я советовался с врачами, они не рекомендуют посылать вас. Что, если выполнение этого задания возложить на лейтенанта Шорохова?

Рыбаков немного подумал, ответил:

— Он на днях женится…

— Да ну? Поздравьте его и от моего имени. А кто невеста?

— Оля Иванченко. Хорошая девушка. Студентка, последний курс института заканчивает.

— Так как же с заданием? Кого рекомендуете послать?

— Его и нужно послать. Выполнит, товарищ капитан первого ранга.

— А не молод? Впрочем, дело не в годах, а в опыте да в уменье. Как говорится, молот хоть и молод, да бьет старо. Где сейчас Шорохов?

— В учебном кабинете. В макеты и схемы уточнения вносит. Те, что сам изучил на минах в бухте Караташ.

— Хорошо. Да, могу вам по секрету сообщить приятную новость: всю вашу группу мы представили к награждению. Командующий флотом уже подписал наградные листы. Думаю, что Президиум Верховного Совета согласится с нашим мнением. Ну, а чем наградят — это вы уже узнаете из Указа.

— Спасибо, товарищ капитан первого ранга. Разрешите идти?

— Идите! И пришлите ко мне Шорохова. Хочу с ним познакомиться да заодно о новом задании поговорить…

— Есть! — ответил Рыбаков и вышел из кабинета.

ЛЕГЕНДА СТАРОГО ЧЕКОЛТАНА

Человеку, если только он Человек с большой буквы, до всего есть дело.

«Слушай, Зоя, ведь мы договорились регулярно давать работу почтальонам. Я добросовестно выполняю свои обязательства, а ты? Мне даже пришла мысль, может, в Москве почта перестала работать? Да вот сегодня получил нечто, длиною в 15,5 (пятнадцать с половиной) строчек. И это ты, по-видимому, называешь письмом… Ну, Зойка, извиняет тебя только то, что у вас идут государственные экзамены. Это штука серьезная. По себе знаю.

У нас экзамены уже закончились. Сказать по совести, я немного боялся. Детишки первый раз в жизни их держали, я впервые принимал. Однако все обошлось благополучно. Второгодников — ни одного. Представь себе, по моим предметам самая низкая оценка — четыре. Ясно?

Спешу поделиться новостью: наконец-то в нашем улусе решено создать среднюю школу. Пока будет только восьмой класс. Мне придется вести русский язык и литературу. Нагрузка приличная, но ничего, выдюжу. Недаром же твой братишка не один десяток вагонов выгрузил да еще в секции штангистов занимался!

Сегодня решил, наконец, осмотреть окрестности, а то почти девять месяцев здесь и, собственно говоря, ничего не видел. Осенью не до того было, приехал сюда «немым», всего полтора десятка слов хакасского языка знал. Детишки тоже по-русски еле-еле лепетали. Их в две смены учил, сам в третьей учился. Зимой… Зима здесь — бр-р-р… Двадцать градусов мороза — оттепель, ветер двадцать метров в секунду — затишье, двадцать метров видимости в буран — отличная погода. Ты, конечно, к этим цифрам поправку сделаешь, но, честное слово, они не далеки от истины. И весна была какая-то странная: снег стаял, а ни ручьев, ни луж. Испарился от солнца и ветра.

Сегодня упросил колхозного шофера Алешу взять меня с собой — он в райцентр за товарами для магазина ехал. Устроился в кузове — отсюда виднее. Выехали в степь — даже дух захватило: широта, простор. Чуть всхолмленная долина тянется к горизонту, дальше горы. Долина зеленая, горы — темно-коричневые, и надо всем этим незнакомое, необычно высокое небо. Не выдержал я, постучал по кабине.

— Ветерком пробрало? Ко мне хочешь? — отозвался Алеша.

— Нет, — говорю, — останови минут на пять!

— Пять минут стоять — пять километров терять, — сказал Алеша, но мотор заглушил.

Когда машина идет, только шум ветра в ушах да рокот мотора слышны, а остановилась — прямо-таки навалились на нас звуки. Жаворонок поет, словно это сам воздух звенит, цикада из-под ног выскочила, расправила ярко-оранжевые крылья и заверещала на всю степь. Потом упала в траву, и нет ее. Тут еще ветер шелестит в высоких травах, шевелит белесые нити ковыля. И кажется, плывет куда-то вся степь.

— Смотри, красота какая! — говорю Алеше.

Он к этой красоте привык.

— Да, земля хорошая, — соглашается. — Пахать надо. Там, — он ткнул пальцем на запад, — пашут. И у нас надо.

— Я не о том, — говорю. — Ты, чудак, посмотри, какая природа! Воздух, горы, небо!

Небо здесь особенное. Помнишь, мы смотрели картины Верещагина, и ты тогда сказала, что такого неба не бывает. Так вот, оно здесь точно такое, синее-синее, ослепительно яркое, даже глазам больно.

Алеша только и ответил:

— Небо? Чистое небо. Однако дождя надо. Дождь скоро не будет. Орел высоко летает. Вон где! — показывает пальцем.