Легенда старого Чеколтана

— Когда голодный — и лягушек ест. Сам видел.

О том, что орлы едят лягушек, я не слыхал никогда, но спорить с Алешей не стал. Ему верить можно.

— Много здесь рыбы? — спрашиваю.

— Много! Будет свободный день — ловить пойдем.

— Как же она сюда попала? Ведь озеро бессточное, с реками не сообщается.

Взглянул на меня Алеша, улыбнулся с хитрецой.

— Старики говорят, Чеколтан говорит, текла раньше здесь река Пого. Большая река. Больше Таштып, больше Абакан. Как Енисей. Рыбы в Пого было много, зверя на берегах много. Хорошо люди жили, богато жили. Потом баи пришли, купцы пришли, обирать людей стали. Обиделась Пого, под землю ушла. Только это озеро и осталось.

Я взглянул на Алешу и:

— Это такая же правда, как про Поющую пещеру?

Алеша сразу серьезным стал.

— Это легенда, сказка, а там — правда.

— Тогда откуда же здесь рыба?

— Утки Таштып летят, Иртыш летят, Енисей летят, сюда летят. На ногах икру несут. Вот и рыба. Однако ехать нужно, дождь будет, — и Алеша встал с земли.

— Откуда ты знаешь?

— Видишь, на озере пузыри.

Действительно, на воде плавало несколько откуда-то взявшихся пузырей. И тут он прав, понизилось атмосферное давление, и водяные пузыри не лопаются, держатся.

И снова машина подпрыгивает по щебенистой равнине, снова горячий ветер овевает лица. Горы все ближе, ближе — вот уже весь горизонт заслонили.

Остановил Алеша машину, вылезли мы из кабины. Прямо перед нами взметнулась каменная стена километра в полтора высотой. Рядом с этой исполинской скалой чувствуешь себя какой-то букашкой. Тут еще облачка появились, плывут с севера, а взглянешь вверх, кажется, что обрыв навстречу облакам движется. Ощущение такое, что даже голова кружится.

У подножья скалы осыпь камней. Казалось, какой-то неведомый великан дробил скалы на мелкий щебень и сваливал его сюда. Среди камней заросли. Тут и черемуха, и шиповник, и жимолость, и ирга, и гороховник с его странной белесой, словно выгоревшей на солнце листвой. Чуть дальше от стены — травы: полынь, типчак, чебрец, иван-чай, еще какие-то, не известные мне.

На черемухе кисти черных ягод — поспела. Потянулся я было за ними, да Алеша остановил:

— Не надо. В камнях змей много.

Потом показывает:

— Видишь, — говорит, — темное пятно? Там пещера.

На бурой стене много расщелин, уступов, небольших отверстий. Видны орлиные гнезда, вернее, не гнезда — они слишком высоко, чтобы их можно было разглядеть, — а скалы, обрызганные белым пометом, следы пребывания орлов.

— Смотри туда, чуть правее того гнезда, — показывал Алеша.

Наконец я увидел темное овальное отверстие — вход в пещеру. Почти у самой вершины, на совершенно отвесной стене. Я выразил сомнение: можно ли туда добраться?

— Разве что на орле или на вертолете, но тогда вертолетов не было.

— Люди все могут. Они тысячи верст прошли, смерти в глаза много раз смотрели, а туда забраться… — и Алеша повел меня к могилам людей, умерших от «колдовства».

Недалеко от подножья каменной стены лежит двенадцать прямоугольных, довольно гладких камней — следы обработки на них видны довольно явственно. Конечно же, это дело рук человеческих. Расположены эти камни по дуге. Мне даже показалось, что в верхней части каждого из них что-то высечено — то ли орнамент, то ли какие-то письмена. Так что легенда старого Чеколтана пока подтверждается.

Эх, как мне захотелось взять нож, соскрести лишайники, которыми обросли камни, и посмотреть, действительно ли там что-то высечено. Удержался. Я не специалист — еще повредишь что-нибудь. Тогда уж восстановить не удастся. Читал я, такие «исследователи», как я, не единожды наносили непоправимый вред памятникам древней материальной культуры.

Ну, и последнее: вчера говорил с человеком, который побывал в Поющей пещере. Он там видел…

Все, дальше рассказывать не стану — не будь такой вредной и регулярно отвечай на мои послания. Сгорай теперь от любопытства до следующего письма. Ясно?

Николай».

* * *

«Хотел, сестренка, целую неделю не писать, помучить тебя или, как говаривали древние, подержать подвешенной за уши, да не вытерпел.

Так вот, видел я человека, который побывал в Поющей пещере. К нам в гости, вернее, к чете Аввакумовых, пришел отец Анны Африкановны — Африкан Григорьевич Налымов. Вот настоящий былинный богатырь! Рост — под потолок, плечи, что называется, косая сажень, волосы длинные, вьющиеся, с проседью, а борода черная, волнистая. Ему бы в кино Илью Муромца играть. Без грима.

Далеко не молод, примерно под семьдесят, но крепок. Любого за пояс заткнет. Такие до ста лет живут, не охнув, и умирают сразу, не болея.

Африкан Григорьевич — охотник, золотоискатель, настоящий таежный бродяга. Дома он бывает редко, ночует где придется: в горах, в лесу, в степи. Иногда навещает детей. Их у него четверо: моя хозяйка Анна Африкановна, колхозный бригадир Иван Африканович, работник райкома партии Федор Африканович и дочь Павлина, агроном звероводческого совхоза.

По случаю прихода такого гостя накрыли стол.