Только успел я проявить словно бы бескорыстное человеческое любопытство, как вломились чада. Ответом на мой монолог был продолжительный взгляд, исполненный откровенной заинтригованности. Глазами, в которых я не ошибся, она простодушно дала понять, что всячески поощряет мое любопытство иного рода. При этом от вина наотрез отказалась.
Может быть, это показалось вам удивительным?
Я так не считаю. Я бывал в переделках гораздо более сногсшибательных.
Ничего удивительного не было и в том, что я помог (не без удовольствия) милому семейству отыскать нужный адрес в Феодосии. Да, да, я тоже прибыл в Феодосию. Вас это удивляет?
Этот город был избран конечным пунктом моего назначения еще в Минске. Простое совпадение, не более того, уверяю вас. Меня завораживают древние названия. Для русского (скифского?) уха гортанные топонимы Ялта, Крым, Ходжент (бывший Ленинабад) отдают чем-то из тридесятого царства, что за тридевять земель.
Дня через два я вспомнил о своей попутчице и решил навестить ее. Кодекс джентльмена обязывал. Я выпил всего бутылку вина, поэтому был в меру смел и очаровательно развязен, до элегантности.
– Мама, мама, этот тот самый дядя, который все время пил вино и которому ты нравишься, – закричала маленькая Маша, лет семи.
Меня это слегка озадачило. Я не считал, что Люда мне нравится.
Букет мой, продуманно непышный, был встречен, однако, без церемоний и с явной благожелательностью. Что в этом удивительного?
Женщинам нравятся цветы, мужчинам нравится оказывать знаки внимания. А я, извините, умею дарить цветы. Ничего удивительного. Старо как мир.
Без детей выйти в город было невозможно. «Мы все расскажем папе», – радостно кричала кукольная Машенька. А старший брат ее так спокойно поддакивал, что сомнений не возникало: папе доложат.
Очевидно, ситуация прогнозировалась и репетировалась еще дома.
Я знаю, что законы художественного творчества накладывают определенные обязательства. Они требуют, в частности, чтобы я набросал портретик юного шантажиста. У него была одна из тех физиономий, которые легко представить себе взрослыми, и даже пожилыми. Явный папаша сквозил в чертах этого строгого отрока. Того папаши, который имел все права на свою жену, на эту талию и явно в моем вкусе бюст.
Мне стало неприятно.
И вот что я сделаю: я не допущу этого мальчишку в свой роман. Не желаю.
Мальчик, пошел вон.
В конце концов, свобода творчества тоже чего-то стоит.
Пришлось детей брать с собой. Чем больше я смотрел на Люду, тем более мне казалось, что у папы были все основания не отпускать свою женушку, даже связанную по рукам и по ногам детьми. Мы сели за столик кафе, блуждая глазами вокруг да около и, наконец, скрестили взгляды, я бы сказал, заглянули друг другу в глаза. Мгновение рокового поединка длилось очень долго. Минуту. Потом мы перевели глаза на море, стали отгонять ос от мороженого и подшучивать над измазавшейся смазливой Машей. От внимания мальчишки не ускользнул наш нежный безмолвный диалог, и он, развалившись на красном пластмассовом стуле, в упор изучал меня. Пародист хренов. Но что-то уже случилось. Даже касание ее руки было бы лишним, не продвигающим наши отношения вперед. Я уже знал, что мы вернемся к морю без детей. Рано или поздно. Лично я предпочитал, чтобы попозже. Когда мальчишка будет спать и видеть во сне папу.
Я церемонно проводил благополучное семейство и расположился за оградой какого-то углового ресторанчика («Жди меня здесь», – бросила Люда на ходу), выплеснувшегося на улицу. Моя дама не заставила себя долго ждать. За мой столик села уже не мамаша, для которой свет клином сошелся на ее чудных детках, но обольстительница, с удовольствием пришедшая на свидание. Ее короткая юбка отливала тяжелым блеском парчового золота, блузка искрилась светом, легкие босоножки с бретельками оплетали тонкие щиколотки лианами кожаных подвязок. Все со вкусом, в стиле, ничего лишнего. Дама знает себе цену.
Я тоже знаю цену таким дамам. Знаки внимания с моей стороны становились слегка театральными, но без дешевого перебора. Мы отлично ладили. Люда мне действительно нравилась, Маша была права; но вот догадывалась ли девчушка, что и я нравился ее маме?
Мы не торопили тот желанный момент, когда нам захочется встать, подняться вверх по мощеной улочке, влившись в похотливо струящуюся толпу, взять такси и поехать ко мне на квартиру. Мы были захвачены возбуждающей беседой, а возбуждает меня в таких случаях искренность, полная искренность, божественная искренность.
– Ты любишь мужа?
– Знаешь, я никогда его не брошу. Живу как за каменной стеной. Это моя большая удача. И немножко – темница.
– А наш вечер сегодня?
– А это моя сказка. Я дура, наверное, но мне так не хватает сказки. Я решила, что если встречу вот такого принца, как ты, или Дон Жуана, на худой конец, Печорина, на меньшее я не согласна, надену всю эту шемаханскую романтику и отдамся ему. На один вечер. В Минске с принцами туговато. А здесь все-таки море.
– Как романтично, мадам. Тебе нравится заниматься любовью?