Лейся свет впереди, тьма стелись позади. Молдавские народные сказки

Погнал парень волов и — цоб-цобэ! — потихонечку доехал до мельницы. Тут выходит ему навстречу мельник, весь с ног до головы в муке, да ласково так зазывает:

— Подъезжай, заворачивай, мешки сбрасывай.

— А много ли на мельнице народу?

— Никого нет. Давай мешки да начнём муку молоть.

Подошёл парень поближе к мельнику, глядь — а у того глаза красные, точно ошпаренные.

— Нет, не желаю я молоть у красноглазого мельника, — сказал парень и повернул к другой мельнице.

Мельник обогнал его и возле второй мельницы опять выходит парню навстречу.

— Здравствуй, мельник.

— Здорово, паренёк.

— Много народу на мельнице?

— Да, страшное дело.

«Вот беда! — подумал парень. И народу много, да и этот мельник красноглазый».

— Ну, раз так, поеду я к другой мельнице.

Мельник опять обогнал его и возле третьей мельницы снова навстречу ему выходит.

— Как там у тебя, мельник, много ли народу?

— А ты думал, мало? Мельница битком набита мешками.

«Пока пшеницу смелешь, глаза на лоб вылезут, — думает про себя парень. — А ведь и этот мельник красноглазый. Вернусь-ка я лучше к первому, там хоть народу нет, быстрее муку смелет».

Повернул он подводу обратно, да снова и подъезжает к первой мельнице.

— Вернулся я, мельник, обратно к тебе. У других мельниц народу тьма-тьмущая, да и мельники все красноглазые.

— Ладно, парень, засыпай зерно, пока нет никого.

Много ли, мало ли времени прошло, и вот стоят мешки рядышком, мукой наполнены.

— Ну, а теперь, — говорит мельник, — давай испечём каравай да покушаем.

— Давай.

— Привези-ка воз дров, а я тем временем тесто поставлю.

Поехал парень в лес, а красноглазый мельник притащил квашню, насыпал в неё целый мешок муки, налил воды и принялся тесто месить. Привёз парень дров, развели они огонь, испекли каравай, а как вытащили его из печи, мельник и говорит:

— Теперь, парень, давай сказки сказывать. И кто такое понаскажет, что другой ему не поверит, тот и возьмёт себе каравай.

Согласился парень, и вот мельник стал сказку сказывать:

— Помню, был я ещё малышом, когда отец мой огородничеством занимался. Посадил он однажды арбузное семечко. Из семечка выросла ботва огромная-огромная, растянулась по всей стране: в одну сторону до Днестра, в другую до Прута, на север до Могилёва, а на юг до Дуная. Кто бы ни проходил мимо, все арбузов наедались и всё ещё оставалось. Как-то раз один прохожий затерял свой ножик в ботве; стал он его искать — искал день, другой, третий, пока с отцом моим не повстречался.

«Чего ты всё ищешь?»

«Ножик потерял».

«Когда?»

«Три дня назад».

«Эх, ты! Да я лошадей табун как-то здесь затерял, и то не стал трёх дней искать, а ты из-за ножика убиваешься!»

— Это и вся сказка?

— Вся.

— Ну, и что в ней такого? Может, так оно и было на самом деле.

— Ну, тогда послушаем, что ты расскажешь.

— Помню, когда я ещё мал был, отец мой ульями обзавёлся. И знал он всех своих пчёлок наперечёт, каждую по имени звал. Вот приметил как-то отец, что пчёлка, по имени Форноая, пропала. День её нет, другой нет, третий, и так несколько дней подряд. Ждал он, ждал, не вернётся ли она. Но о пчеле ни слуху ни духу. Поймали бедняжку боеровы прислужники да в плуг впрягли. Вернулась она к отцу моему вся измученная, с натёртой шеей — так долго в ярме ходила. Опечалился отец, стал спрашивать у знахарок, как пчёлку вылечить.

Вот и научила его одна старушка кормить пчёлку орехом, настоянным на молоке. Достал отец и орех и молочка сладкого, дал ей поесть, а пчёлка возьми да и подавись. Застрял орех в горле у неё, никак не вытащить. В теплоте да сырости пустил орешек корешки и пошёл расти. Распустился ввысь да вширь и превратился в большое, толстое ореховое дерево. А орехов на нём столько было, что ветки под ними гнулись. Поспели орехи, стали из своей зелёной кожуры вылезать. Налетели тут вороны да начали их клевать. Мы с отцом принялись ворон гнать, комья земли в них швырять, да комья в ветках застревали. Столько мы тех комьев набросали, что на дереве целое поле раскинулось. Полез туда отец, вспахал землю, да и засеял пшеницей. Как пришло время жатвы, полезли мы с отцом хлеб убирать, чтобы не намочил его дождь да град не побил. Сжали мы всю пшеницу, в снопы связали, слез я на землю, а отец остался последний сноп довязывать. Связал он сноп, на скирду положил и тоже домой собрался. Сплёл из соломы верёвку длинную да толстую и стал спускаться; ан не хватило ему верёвки, несколько саженей до земли осталось. Так и повис он между небом и землёй, ни туда, ни сюда двинуться не может. Пролетали тут пчёлы наши, увидели отца и принялись кружить над ним. Кружили они, кружили да начали откладывать мёд на него. Отяжелел отец от мёда, порвалась соломенная верёвка, упал отец, и сделался на том месте целый пруд мёду. Стали люди приходить с посудой всякой да мёду набирать. Пришёл и отец твой с большущим горшком. А мёд-то к его приходу уж кончился. Постоял он, пожалел, что поздно пришёл, и уже уходить думал, да вдруг увидел — валяется опинка-лапоть моего отца, а в нём немного мёду осталось. «Вот, — подумал твой отец, — хоть немного мёду принесу моему сынку (то есть тебе) — полакомиться».