Лекции по истории западной философии

данный момент думаю. Довольно странное словосочетание «думать мысль», а уж

«осмысливать мысль» — это уже просто плеоназм, «масло масляное». Почему же

возможно осмысливание, обдумывание мысли? Да потому, что в нашей душе, по

всей видимости, имеется некоторая ее часть, которая как бы возвышается над

мыслью, над душой, она смотрит на душу как бы с некоего возвышения (все время

приходится прибегать к некоторым пространственным аналогиям, но это всего

лишь образы, позволяющие нам проще объяснить и легче понять). Точнее сказать,

мышление состоит из двух частей: из объектов мысли и самого мышления. Мы

обнаруживаем, что в нашем уме, кроме предметов для размышления и массы

разнообразных мыслей, есть сама мысль — то, что позволяет мыслить. Так вот эта

сама мысль не может принадлежать душе, не может быть просто одной из мыслей

этой души, не может быть частью целого. Мысль вообще не может быть мыслью о

Плотине, или мыслью об Аристотеле, или мыслью о картошке. Мысль вообще

может быть только лишь мыслью вообще, она не принадлежит миру души, а

возвышается над ним. Поэтому это отдельная ипостась, отдельная субстанция,

отдельная природа. Таким образом, Плотин приходит к выводу, что наш

внутренний мир не однороден. Читая трактаты Плотина в хронологическом

порядке, мы обнаруживаем, что в третьем трактате по хронологии речь идет только

о душе, в пятом трактате появляется термин ум, а дальше появляются и другие

термины, отражающие эволюцию взглядов Плотина. Так вот, эту вторую ипостась

Плотин называет термином ум — по-гречески «нус», этот термин знаком нам из

Аристотеля и Анаксагора. Это чистая мысль, мысль, которая может только

мыслить, мысль, мыслящая сама себя, мысль, абсолютно простая, не разделенная

на мысли о том или другом. То, что эта чистая мысль может существовать только

отдельно, а не в душе, я вам, надеюсь, показал. Но возникает и второе следствие:

ум существует и во мне, и вне меня, он существует и субъективно, и объективно.

Занимаясь самопознанием, я обнаруживаю в себе способность к мышлению, мысль

как таковую. Но если мы убедились в том, что составляющие нашей души

существуют объективно, то и мысль, то, что мыслит эти объекты и предметы нашей

102

души, также существует объективно. В каком отношении находится ум по

отношению к душе? Здесь уместно привести то же самое сравнение, когда речь шла

о душе по отношению к миру. Подобно тому, как в душе содержится огромное

количество составляющих частей, которых нет в мире, так же и ум относится к

душе. Если ум будет направлять свою познавательную способность на любую часть

нашей души (не важно, есть ли она в моей памяти или еще нет), значит, эта мысль

имеет форму, эйдос, идею тех мыслей, которые имеются в душе. Если мой ум

постигает такую мысль, как дважды два четыре, то эта мысль в душе формируется

как дважды два четыре, а в уме — как идея этого положения. В уме содержатся

идеи всех тех положений, которые имеются в душе, и не может быть ничего такого,

что могло бы быть только в душе, а в уме не было бы. Ум мыслит все, а мышление

возможно лишь тогда, когда есть идея этой мысли. Но так как ум может мыслить

все, существующее или несуществующее, то он гораздо шире, чем душа. Ум есть

способность мыслить вообще, а не только мыслить уже существующее. Ум может

помыслить и то, что еще не существует, чему еще нет аналогов в душе, но в уме эта

идея уже есть. Поэтому ум относится к душе, как к какой-то части, ум гораздо

шире, он объемлет душу.

Затем Плотин обнаруживает, что ум, который является отдельной ипостасью,

не является последней ипостасью. Чистое мышление, чистая мысль — это то, до

чего возвысился еще Аристотель: Бог есть чистая мысль, которая мыслит сама себя.

Еще до Плотина Альбин и Аммоний синтезировали это положение Аристотеля с

платоновскими положениями, показав, что ум, мысля сам себя, мыслит в себе идеи.

Таким образом они произвели соединение аристотелизма и платонизма. Ум — это

не просто пустое аристотелевское множество, а множество, наполненное идеями.

Поэтому оказывается, что ум не прост. С одной стороны, он прост — это простота

ума, мыслящего и познающего сам себя. Но познавая сам себя, ум уже

раздваивается. Если ум мыслит сам себя, то он узнает сам себя, и, значит,

существует уже и как субъект познания, и как его объект. Ум как субъект мыслит, а

мыслит он сам себя, следовательно, является и объектом познания. Поэтому даже в

этом акте самопознания ум не может быть абсолютно простым. Он прост, но эта его

простота не абсолютна, она всегда раздваивается. А поскольку, мысля сам себя, ум

мыслит идеи, то эта простота оказывается еще более иллюзорной.

Но ум все же прост. Откуда в нем эта простота, это единство? Почему ум не

разваливается, почему ум, познавая сам себя, оказывается, тем не менее, простым?