Леонид Бредихин

– Так вы отказываетесь подписывать? До забастовки дело хотите довести? – с почти митинговым завыванием спросил побагровевший посетитель.

– А зачем вам моя подпись? Вы же всё решили без меня, так и действуйте. Я в этой глупости участвовать не хочу, не имею права.

И начал было объяснять свою позицию, но понял, что мечет бисер… сами знаете, перед кем. Свернул разговор и, глядя в нагловатые вытаращенные глаза посетителя, без обиняков сказал:

– Я вас больше не задерживаю.

Профсоюзник, схватив бумажку и бросив едва различимое «До свидания», вышел из кабинета. Дверь за ним закрылась неплотно, и Бредихин ясно услышал его гневное бормотание «бюрократ, консерватор», и чуть было не крикнул следом: «Представьте себе, именно консерватор и этим горжусь!».

Признаться, в своё время он жутко расстроился, узнав о том, что именно такая репутация плотно за ним закрепилась среди заводчан. Сначала это были какие-то недомолвки, а потом новый заместитель, Владимир Леонидович Кудрявцев, которого Бредихин пригласил из ООТиЗа КВЦ, в одном из разговоров «по душам» признался: долго тянул с ответом на приглашение только потому, что все его отговаривали – да ты что, с Бредихиным не сработаешься, тяжелый он человек, бюрократ и консерватор! «Ну и как, убедился?» – не без обиды спросил Леонид Титович. – «Убедился, что работать надо на совесть, тогда все будет в порядке!» – улыбнулся Кудрявцев. – «А вы не расстраивайтесь – раз боятся, значит, уважают. А УОТиЗ на этом и должен стоять, иначе кто ж нас всех слушаться будет?».

Разговор тот долго не давал покоя. Консерватор – слово-то вроде не ругательное, на самом деле, но у нас в стране, где всегда в моде только что-то новое, новаторское, оно приобрело действительно оскорбительный смысл. Вот, мол, все вперёд идут, к новым достижениям, а он стоит тут поперёк дороги, за старьё всякое держится. Хотя, если задуматься, стоит ли всей гурьбой из стороны в сторону шарахаться? Что там это новое производству даст – ещё предстоит выяснить, зачем же сразу всё старое, проверенное бросать? Ох, уж эти наши революционные привычки – весь мир разрушим, а затем… Особенно опасны новшества именно в системе организации труда и заработной платы. Вот идёт человек на работу, настраивается на то, как он сейчас поработает, и что за это получит, и уже прикидывает, на что именно заработанные деньги потратит. А его встречает новатор – зарплатчик, говорит, улыбаясь: «Сегодня у нас эксперимент, ты

поработай, а мы потом решим, сколько ты получишь». И чего потом от рабочего ждать?

«Зарплата – вопрос интимный, политический» – вспомнил он определение первого генерального директора и добавил от себя – «и очень консервативный».

Поспешность, необдуманность в вопросах заработной платы может к таким последствиям привести, что забастовка покажется безделицей. Вот сегодняшний конфликт с представителем профкома… Как же ему объяснить, что пытаясь решить проблему одного участка, он включает цепную реакцию. Рабочие с соседних участков про

«победу» коллег узнают первыми – шила в мешке не утаишь. И сразу же спросят с УОТиЗа: «Вы говорили, что нет возможности, да и по инструкции не положено, а почему для них исключение? Мы что, рыжие? Давай, и нам повышай!». И потом уже никакие доводы об экономической ситуации, о производственном цикле и элементарном здравом смысле в беседах с рабочими не подействуют: «Единожды солгав, кто ж тебе поверит?»… Система, действующая на ВАЗе, всегда была готова к изменениям, в неё ещё при создании был заложен серьёзный потенциал развития – нужен только общий алгоритм. В том числе, и при повышении зарплаты. Тут вариантов нет – или всем, или никому. Потому что на ВАЗе нет людей, не связанных с выпуском главной продукции – товарного автомобиля. Все 600 с лишним профессий, числящихся в реестрах УОТиЗа, от конструктора до станочника, сборщика и подсобного рабочего вспомогательных производств – все важны в едином производственном процессе. А если начать относиться к системе, как к «тришкину кафтану» – здесь урежем, тут пришьём – всё поползет по

швам.