Леонид Бредихин

Вопрос по СКП возник не вчера, он был актуален и в годы становления ВАЗа. Больше того, на том же «FIAT» главными бузотёрами всегда были тоже сборщики, они и на итальянском автозаводе имеют не самые высокие заработки. Потому что работа на сборке не требует ни квалификации, ни опыта, по большому счету. Судите сами – основные операции по сборке любой нормальный, физически развитый человек способен освоить за три дня. Разумеется, платить за эту работу сборщику столько же, сколько, к примеру, станочнику, владеющему уникальными знаниями и навыками, ни итальянцы, ни ВАЗ не готовы. Работа на сборочном конвейере во всем мире признана временным, начальным этапом профессионального продвижения рабочего. К тому же, и медики категорически против долгого пребывания человека на конвейере – монотонные стандартные операции могут лет через пять вызвать множество хронических заболеваний. Дешевле смириться с высокой текучкой, чем оплачивать бесконечные больничные листы ветеранов сборки. Поэтому единственное правильное решение – дать человеку, работающему на конвейере, возможность освоить подходящую для него и нужную заводу

профессию и помочь перейти на другую работу, уступив место новому, вновь принятому рабочему. Так и было все эти годы работы главного конвейера.

Но ведь сегодня – «демократия». Сборщики вдруг поняли (а скорее, подсказал им кто-то), что можно не думать о своем завтрашнем дне, не заботиться о повышении квалификации, а требовать немедленную прибавку к зарплате за свой достаточно примитивный труд. Пригрозив забастовкой. Потому что если конвейер встанет, то обесценится вся работа, проделанная до него. Все эти узлы и агрегаты, так и не ставшие автомобилем, ударят по заводской кассе убытками. «Итальянцы просто выбрасывали таких наглецов за забор, и даже профсоюз за них не вступался, а что делать нам?» – размышлял Бредихин, уже собираясь домой. СТК, с которым было связано столько надежд, кардинальных изменений в сознании коллектива не произвёл. Да, Совет, да, рабочий контроль за всем, но на выходе КПД (коэффициент полезного действия) ещё ниже оказался, чем у профсоюза. Пожалуй, профсоюз-то в последние годы сильно прибавил в авторитете и действенности. Ещё бы удалось им глубже разобраться в сложной для новичков системе, чтобы УОТиЗу с ними можно было бы говорить на одном языке. Здесь опять-таки задача для ШОТ – обучат, помогут. А сознательность рабочих – её поднять ни СТК, ни идущий ему на смену Производственный совет вряд ли смогут. Разве что, поможет акционирование? Бредихину хотелось верить – получит человек вазовские акции и начнёт ощущать себя хозяином завода, совладельцем. Ну, не станет же человек у самого себя воровать? Или требовать у своего завода выплаты незаработанных денег, что, по сути, одно и то же.

Не стоит улыбаться – такие же надежды связывали с акционированием в тот сложный год многие, в том числе и сами рабочие. И только потом, когда начавшееся в 1993 году акционирование так и осталось в истории завода простой процедурой раздачи акций, ни на грамм не повысив той самой сознательности, придёт понимание – чувство собственника, убиваемое все 75 лет Советской власти, в одночасье не появится. Потребуются десятилетия, чтобы у россиян (возможно, уже только в следующем поколении) появилось чувство уважения к собственности – своей, чужой, коллективной. А пока остаётся уповать всё на ту же систему организации труда, при стабильной работе которой у всех людей – честных и не очень, ленивых и трудолюбивых – не будет вариантов действий, кроме тех, которые идут на пользу завода. Систему, отшлифованную на ВАЗе в течение десятилетий, и которую не давала сбоев даже в самых трудных испытаниях.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПРИВИВКА ОТ ГЛУПОСТИ

Ситуация на заводе продолжала ухудшаться с каждым днём. Читая сводки, Л.Т. Бредихин непроизвольно слегка распускал тугой узел галстука. Ко всем напастям добавилась новая беда – впервые за всю историю завода его продукция не находила сбыта. Народу России так туго затянули «поясок», что ему уже было не до покупки когда- то дефицитного автомобиля. Вместо традиционного осеннего всплеска, когда сельчане отоваривали деньги, полученные за выращенный урожай, намечался глубокий кризис продаж.

Что делать? Какие ещё механизмы задействовать, чтобы удержаться?