Лес Гримм

– Я не должен говорить тебе, что пожелал, когда мне было шестнадцать, – бормочет он моей оболочке, лежащей в луже крови. – Но ты мертва, поэтому думаю, теперь я могу признаться. – При слове «мертва» он на мгновение зажмуривается и прерывисто вздыхает. – Я пожелал вернуть к жизни человека, которого я люблю больше всего. – Он шмыгает носом. – Я имел в виду своего отца, но его тело так и не нашли, поэтому я никогда не пытался сделать то, что велела мне Книга Судеб.

Я подплываю на дюйм ближе, желая прикоснуться к нему, положить руку ему на плечо. Я знаю, что мой голос не долетит до него, но не могу удержаться и спрашиваю:

– Что там было написано?

Он гладит мое мертвое лицо.

– Мне велели вонзить красное веретено в сердце человека, которого я люблю больше всех на свете. – Слезы катятся по его щекам. – Понимаешь? – Он всхлипывает. – Это ты. Книга знала, что это произойдет и где мы будем, когда это произойдет… хотя я никогда раньше не понимал, что означает красное веретено. Но все в порядке. Думаю, теперь я понимаю.

– Красное веретено? – Я бросаю взгляд на Олли, как будто он может помочь мне все прояснить, но мальчик исчез.

Волчица взвизгивает. Мои мысли путаются. Мама впивается зубами в бабушкину шею.

Аксель вздрагивает, на мгновение отвлекаясь, но затем выдыхает и склоняет голову. Его прекрасные золотистые локоны падают ему на глаза.

Он плотнее запахивает мою накидку на груди. Приподнимается на коленях. Держит веретено обеими руками в воздухе надо мной.

Теперь я понимаю. Я кладу призрачную руку ему на плечо. Он моя самая настоящая любовь, Пронзенный Лебедь, с которым я навеки связана, тот, кто изменил мою Судьбу.

– Сделай это, – шепчу я. Я выбираю жить. Это то, чего моя мама, моя настоящая мама, хотела. Ее сокровенное желание. Ее единственное желание. Поэтому она сшила мне накидку, дала желудь и научила быть смелой и бесстрашной.

Аксель набирает в грудь воздуха и одним решительным и сильным движением вонзает веретено мне в сердце.

Глава 39

Я делаю резкий отчаянный вдох и выпрямляюсь, выдергивая веретено из груди. Оно с грохотом падает на камни.

Я снова в своем теле. Боль пронзает искривленную спину и пульсирует в ране на шее, и я благословляю каждое мучительное чувство, которое напоминает мне, что я жива.

Аксель выдавливает из себя смешок, похожий на рыдание. Он сжимает меня в объятиях, целуя снова и снова мой лоб, щеки, губы.

– Это всегда была ты, – шепчет он, обхватив ладонями мое лицо. Он прижимается своим лбом к моему. – Это всегда была ты.

Я в шоке от эмоций и ощущений и все еще пытаюсь сориентироваться и осознать все, что только что произошло и все еще происходит.

– Бабушка, – тихо говорю я. – Мы должны помочь ей.

В нескольких футах от меня, рядом с Хенни, лежит волчица Гримм. Она издает низкий пронзительный вой, в то время как моя мать продолжает высасывать ее кровь.

Я бросаю взгляд на Книгу Судеб, ее корешок, мокрый от моей крови, и веретено рядом с ней. В моей голове рождается безумная идея.

Я отрываю лоскуток ткани от нижней части накидки и хватаю веретено.

– Что ты делаешь? – спрашивает Аксель.

– Спасаю ее.

– Волчицу?

Я качаю головой.

– Маму.

– Не думаю…

– Я должна попытаться.

Я вскакиваю на ноги, на мгновение пошатываясь от головокружения.

– Мама! – зову я.

Она не оборачивается. Она не отстраняется от шеи бабушки.

– Розамунд!

Она все еще не узнает меня.

Я сжимаю руки в кулаки.

– Шиповничек.

Она поднимает голову и медленно вытирает кровь со рта.

– Ты, – злится она, в ее голосе нет и намека на то, что она узнала дочь, только жертву, которая не должна была выжить, не говоря уже о том, чтобы стоять на ногах. – Разве я не выпила всю твою кровь?

Мои челюсти сжимаются, но я заставляю себя мрачно улыбнуться и киваю ей.

– Тогда почему ты все еще мешаешь мне?

– Я не оставлю тебя.

Она мрачно смеется и поднимается на ноги, глядя на меня сверху вниз.

– Я испробовала тебя, и ты ничего не дала мне. Ты не можешь спасти меня, дитя.

– Могу. Потому что я твое дитя. Во мне течет твоя кровь. Каждая твоя упрямая, неумолимая, исполненная безнадежной надеждой частичка в моей плоти и костях. – Я иду к ней. – Это придавало мне смелости преодолевать непреодолимые трудности и опережать свою судьбу снова и снова. И поскольку ты во мне и всегда будешь моей частью, я знаю, что должна сделать прямо сейчас.

Она ухмыляется.

– И что же это?

– Использовать красное веретено.

Она хмурится. Прежде чем она успевает спросить, что я имею в виду, я поспешно заворачиваю веретено в красную накидку, выкрашенную в цвет колокольчика. Я стискиваю зубы и вонзаю острие ей в сердце.

Ее глаза широко распахиваются. Она падает на колени. Я опускаюсь рядом с ней на колени и сжимаю ее руки.

– Мама, вернись ко мне.

Я жду, когда выражение ее лица смягчится, боль и потрясение исчезнут, на ее черты снизойдут ясность и умиротворение. Но она только сильно дрожит и смотрит на меня с ужасным обвинением.

Ее вдохи и выдохи прерывисто-булькающие. Изо рта брызжет кровь.

Я начинаю дрожать. Бросаю обеспокоенный взгляд на Акселя. Этого не должно было случиться. Холодный пот выступает у меня на шее.