Когда ткань спадает с моего свисающего капюшона и, трепеща, возвращается на место, я мельком вижу ее и ахаю. Это не занавеска, это фата Золы, фата, которую Хенни украла из моего рюкзака перед тем, как оставить нас с Акселем.
Страх давит на меня, как наковальня. Что мама сделала с моей лучшей подругой?
С трудом я собираюсь с силами и поворачиваю голову. Как только я это делаю, мои глаза широко раскрываются. По всему саду замка разбросаны мертвые тела. Потерянные жители деревни. Я вижу по крайней мере шестерых: Аларик Старк, Ида Гунтер, Эммот Мартин, Леода Вильгельм, Гэррон Ленхарт, Хамлин Фогель. Остальные тела настолько разложились, что я их не узнаю.
Там, где у них еще сохранилась кожа, она приобрела нездоровый серый оттенок. Все они в разных состояниях, словно их медленно тащили из сада. Лодыжки Эммотта, Гэррона и Иды обвил плющ. Леода и Аларик запутались в колючках около внешнего кольца стен замка. Хамлин наполовину врос в дерево сразу за стеной, его лицо частично покрыто корой.
Желчь обжигает мне горло. Неужели мама убила их всех? Сколько еще жителей деревни тоже побывали в этом замке и теперь погребены в лесу?
Моя мать опускает меня на землю и укладывает на ложе из плюща. Она откидывает назад мой капюшон и убирает волосы с моего лица. Ее глаза – пустые ямы цвета болиголова. Ее прикосновения осторожные, но безразличные. Я чувствую себя куклой, которую она выставляет на всеобщее обозрение, просто средством для достижения цели, и я боюсь, какой будет эта цель и как это произойдет.
– Теперь тебе нужно поспать, – воркующим голосом произносит она, и я усиленно хлопаю глазами, борясь с искушением. – Это не больно, когда ты не можешь проснуться. Я покажу тебе.
Что не больно?
Она встает и на мгновение скрывается из виду. Когда она это делает, я вижу другого человека, лежащего в нескольких футах от меня. Ее глаза закрыты, а заплетенные в косу каштановые волосы повязаны красным платком. Хенни.
Слезы подступают к глазам. Она мертва, как остальные жители деревни? Я осматриваю ее. Бледная кожа и губы. Ввалившиеся глаза. Но вот… Грудь слегка вздымается и опускается. Ее дыхание слабое, но она все еще жива.
Мама опускается на колени с другой стороны, убирает волосы Хенни с ее шеи и широко раскрывает рот. Ее губы обнажают зубы, а резцы удлиняются на полдюйма. Жуткая ухмылка расползается по ее лицу, когда ее глаза устремляются на меня.
Сейчас я совсем не узнаю ее. Она больше не моя мама. Она холодная и бессердечная. Возможно, она унаследовала часть бабушкиной магии быть анивоянтом, но, в отличие от меня, в ней есть что-то от животного. И когда она стала Шиповничком, она стала порочной и извращенной.
Она склоняется над Хенни, впивается зубами в ее шею и начинает сосать.
Я подавляю приступ тошноты. Я не могу поверить своим глазам. Мама пьет кровь другого человека, кого-то, кого она знает и любит, хотя и не помнит ее.
Веки Хенни подрагивают, руки дрожат, но она не просыпается. Моя мать забирает жизнь Хенни, и та ничего не может сделать, чтобы остановить это.
Я напрягаюсь, чтобы закричать, завизжать, приподнять свое тяжелое тело, чтобы хоть что-то сделать. Оттолкнуть маму. Задушить ее.
Я вздрагиваю. Я правда смогу это сделать? Я смогу убить ее?
Воздух оглашает шум. Голоса, бабушкин и чей-то еще. Кто-то с более глубоким голосом, от которого у меня внутри трепещут тысячи бабочек.
Мои губы с трудом выговаривают его имя. Я пытаюсь пошевелиться, но у меня получаются только жалкие движения пальцев. Если я не смогу позвать его, он не сможет найти нас вовремя. Замок огромен, а этот сад скрыт от посторонних глаз.
Я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться. Из меня вырывается едва слышный звук.
– По-могите!
Мама отрывает голову от шеи Хенни. Из уголков ее губ стекает кровь.
– Не можешь дождаться своей очереди? – спрашивает она. – Да, я тоже.
Она выпрямляется во весь рост, и ее платье из красных цветов развевается вокруг длинного разреза на бедре. Она подходит к моей подстилке из плюща.
– Твоя кровь может стать ответом, красный наконец поможет мне вспомнить, что я потеряла.
Она опускается на колени рядом со мной, словно перед алтарем. Ее клыки снова удлиняются. Я всхлипываю, и до меня наконец доходит, в чем суть нашей переплетенной судьбы. Она – Клыкастое Существо в Полночном лесу, а я – дочь, которую она приносит в жертву.
Ее ледяные губы касаются моей шеи. Ее зубы вонзаются в мою плоть. Из меня вырывается крик, боль острая и мучительная, но мой голос тонок. Холод в горле сменяется потоком жидкого тепла. Я чувствую, как кровь бурлит в моих венах и попадает в рот моей матери. Женщина, которая дала мне жизнь, забирает ее у меня, глоток за глотком.
Что бы она ни почерпнула из вкуса моей крови, это побуждает ее кусать глубже, пить активнее. Она не собирается перекусывать мной, как делала это с Хенни. Она продолжит опустошать меня, пока мое сердце не перестанет биться. Возможно, где-то в глубине души она чувствует нашу связь и хочет большего, полагая, что я – ее ответ, ее окончательное удовлетворение.