Лес Гримм

– Ты не спросила, как меня зовут. – Я знаю, что просто оттягиваю неизбежное, но я снова чувствую тихое тиканье часов, обозначающих конец моей жизни. Как и последнее действие чар Золы, созданных с помощью яда, моя собственная полночь скоро наступит, и, когда стрелки сойдутся на двенадцати, когда мой палец коснется этого веретена, я боюсь, что укол станет укусом Клыкастого Существа. Что, если я умру в этой комнате, а не когда мама пересечет черту? Я хочу, чтобы она сначала узнала, кто я.

– Пожалуйста. – Она подталкивает меня еще на дюйм к прялке. – Ты можешь сказать мне его, после того как я посплю.

– Но тебе не нужно спать, чтобы вспомнить, что ты потеряла. Я скажу тебе. – Я оборачиваюсь через плечо и вижу ее сощуренные глаза.

Она замирает.

– Ты не можешь знать…

– Ты потеряла своего мужа, пастуха по имени Финн Турн. Но он не в этом лесу. Мы похоронили его рядом с твоим отцом на краю северного овечьего пастбища.

У нее на лбу появляется морщинка замешательства.

– Нет, я потеряла нечто большее, чем мужчину.

– Ты права. Ты потеряла маму, мою бабушку, волчицу, которая навещала тебя.

Губы матери сжимаются в жесткую линию.

– Волчица не поделилась со мной своей кровью.

– Она и не должна. Эта кровь и так течет по твоим венам. Ты родилась от нее, а я – от тебя. – Я сглатываю. – Я Клара Турн. Твоя дочь. Ты сшила мне эту накидку. Ты потеряла меня, мам. А я потеряла тебя. Я люблю тебя. И я пришла в лес, чтобы спасти тебя.

У нее вздрагивает челюсть. Она отступает на шаг.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь!

– Посмотри на меня! – Я задыхаюсь от рыданий. – Разве ты не видишь нашего сходства? Я почти твое отражение.

Она зажмуривает глаза и быстро качает головой.

– Нет, я больше не желаю слышать об этом безумии! Если хочешь спасти меня, дай мне свою кровь. Прикоснись к веретену!

Я даю волю слезам. Я склоняю голову и собираю все свое мужество. Я сделала, что могла. Я нашла маму, поговорила с ней, призналась, кто я. У меня не получится заставить ее вспомнить меня. Все, что осталось сделать, – это дать ей моей крови. Если это поможет ей уснуть, я отнесу ее отдыхающее тело домой.

Я поворачиваюсь. Протягиваю руку. Почти касаюсь веретена. Но не могу заставить свой палец опуститься.

Одна капля крови? Все слишком просто. Фиора схватила Хенни, потому что Хенни показалась ей потерянной. Зола отравила меня и моих друзей, потому что хотела дать нам просветление. Гензель и Гретель позволили нам наброситься на их еду, как радушные хозяева.

Я не могу дать маме свою кровь. Она хочет нечто большее, чем сон. Страх, скапливающийся в моем животе, предупреждает меня, что это может привести к моей смерти. И хотя я согласилась умереть, чтобы спасти ее, я никогда не думала, что она убьет меня. Может ли это сделать укол веретена?

Я слегка отступаю. Начинаю убирать руку.

– Думаю…

Мама толкает меня сзади, задевая самое больное место на моем искривленном позвоночнике. Я вскрикиваю. Наклоняюсь вперед. Случайно задеваю веретено.

Я съеживаюсь, но укол не причиняет боли. Только когда стебель шиповника вытягивается и цепляется за мой палец. Из него торчит острый шип и пронзает мою плоть.

Я, пораженная, отдергиваю руку.

– Что только что…

У меня кружится голова. Стены качаются. Каменный пол уходит из-под ног. Я шатаюсь, падаю…

Я умираю.

Мои часы пробили двенадцать. Моя полночь.

Как и было обещано давным-давно, это история о том, как я умираю.

И это моя смерть.

Последнее, что я вижу, прежде чем рухнуть на камни, – это моя кровь, блестящая красным на веретене.

Глава 38

Я не умерла. Пока что. Нет, если только ад, о котором предупреждают странствующие проповедники, не реален и я застряла в небытии, тело парализовано, глаза и рот – единственное, чем я могу двигать, хотя и не настолько, чтобы сфокусировать зрение или произнести какие-либо слова. Что бы ни было на том шипе, это оглушило меня, лишило сил. Но самое главное, это вызвало у меня сильную усталость.

Я отчаянно борюсь со сном. Если я усну, смерть наконец настигнет меня? Я не готова умереть. Только не так.

Я смутно осознаю, что меня тащат за руки, и в маминой хватке, сжимающей мои запястья, нет ни капли нежности. Меня выводят из розово-красной комнаты в коридор, ведущий к винтовой лестнице замка. Там мама поднимает меня, перекидывает мое обмякшее тело через плечо и несет вниз по крутящемуся пролету. Ее сила соперничает с силой Фиоры, она движется с элегантностью Золы и решимостью Гензеля и Гретель.

Она проходит не через ту дверь, через которую я вошла со двора замка. Она идет по другому коридору по первому этажу. За ним открывается отдельная дверь, ведущая в другое место… в какой-то сад.

Я пытаюсь оглядеться, но ничего не вижу, кроме камней, колючек и плюща. Моя голова прижимается к маминой спине. Сквозь цветочный аромат ее платья в воздухе витает отвратительный запах, приторно-сладкий, как от гниющего мяса.

Зловоние усиливается, когда мы проходим сквозь тонкую, как паутина, занавеску. Она натянута между двумя садовыми оградами.