Лес Гримм

Он целует меня в макушку, и меня обдает теплом. Я зарываюсь пальцами ног в траву, борясь с желанием прижаться к нему поближе. Я напоминаю себе, что говорила Фиоре об Акселе: «Мы просто хорошие друзья. Друзья, которые любят друг друга». Я не могу позволить его обаянию усилить мои чувства. Он предназначен для Золы, и по причинам, известным только судьбе, они нужны мне как пара, чтобы помочь в этом путешествии.

– Мы зашли так далеко, – говорит он. – Мы придумаем способ, как справиться со всем остальным, когда доберемся до этого.

Я закрываю глаза и представляю, что у меня есть еще одно желание и что мне не нужна Книга Судеб, чтобы исполнить его.

Я хочу, чтобы Аксель оказался прав.

Глава 15

На деревьях видны чьи-то лица. Я обращаю на них внимание к концу второго дня, когда мы продолжаем идти вниз по течению реки. В вечернее время, когда свет постепенно сгущается и становится легче поверить в то, что я не сочла бы возможным, если бы солнце все еще светило.

Сначала я подумала, что зрение обманывает меня. Я устала, проголодалась и беспокоюсь, что после того, как мы сбежали от Фиоры, не встретили ни одного Потерянного. Может быть, я выдумываю людей от чистого отчаяния. Но почему я представляю их искаженные гримасой боли лица? Сучки и выступы на стволах – это их ревущие рты, сведенные брови и полные ужаса глаза.

Аксель и Хенни, должно быть, не видят их, иначе они бы что-нибудь сказали. Я сама слишком боюсь говорить об этих лицах, опасаясь, что впадаю в безумие, как Фиора.

Когда мы ложимся спать, то не разжигаем костер. Вокруг нет сухостоя. Теперь слово «сухостой» приобретает совершенно новое значение, и я задаюсь вопросом, не превратились ли мертвые люди в деревья. Забавно, но эти деревья живые, если не считать ясеня, в который ударила молния. Или, возможно, я ошибаюсь. Может быть, люди в деревьях все еще живы, но заперты под корой.

Есть ли среди них мама?

На следующий день мы особо не разговариваем. До сих пор любое молчание между нами было приятным, но теперь тишина напрягает, разрывая стежок за стежком швы, скрепляющие мою уверенность.

Измученные лица можно увидеть не на каждом дереве, мимо которого мы проходим. Они любят прятаться за нетронутыми дубами, гордыми лиственницами и благородными елями. Я вижу их краем глаза, как будто они хотят, чтобы я обернулась и взглянула на них еще раз. Я стараюсь этого не делать. Перевожу взгляд на реку и заставляю себя поверить, что у моей матери все еще есть плоть и кости.

На пятый день, когда мы идем вдоль реки, у нас заканчивается еда. Мы пытаемся собирать ягоды, но все, что нам попадается: паслен, ландыш и адамов корень – все они ядовиты. На некоторых лицах на деревьях теперь кривые улыбки.

– Завтра нужно порыбачить, – говорит Аксель.

До сих пор мы не решались останавливаться ради рыбалки, потому что это означает задержку в пути и никто из нас не любит есть рыбу сырой, но сегодня Хенни пришла в голову мысль развести небольшой костер из сосновых шишек для приготовления пищи. Обычно сосновые шишки используют только для растопки, так как они недолго горят, но Аксель предложил обмазать их сосновой смолой, чтобы они дольше горели. Надеюсь, этого времени хватит, чтобы запечь форель.

На следующее утро Аксель встает раньше меня. Он сидит в шести футах от нас и пытается вдеть нитку в одну из иголок Хенни. Я улыбаюсь, наблюдая за ним. Когда он сосредотачивается, он слегка высовывает язык, и это совершенно очаровательно.

Я приподнимаюсь, одна нога согнута, другая выпрямлена; я все еще привязана к Хенни. Воздух свежий, поэтому я натягиваю капюшон, чтобы защититься от холода.

– Ты шьешь мне новое платье? – подшучиваю я над Акселем.

Он кивает, не отрывая взгляд от иголки.

– На нем будут рюши, бантики и все те пышные детали, которые нравятся девушкам.

– Пышные детали? – усмехаюсь я.

– Рукава, юбки… – Уголок его рта приподнимается. – Не делай вид, что не знала о пышных деталях.

– Я предпочитаю пышки. – Мой желудок издает своевременное урчание, и я отвязываюсь от Хенни. – Пожалуйста, скажи мне, что у нас есть какая-то выпечка.

– А как насчет рыбы? Когда я согну иглу, из нее получится крючок, а нитка Хенни станет леской. Все, что нам нужно, – это молодое деревце как удочка.

– Так у меня не будет нового платья?

Не обращая внимания на мои слова, он рычит на иглу, бормоча что-то неразборчивое.

– Не поможешь мне вдеть нитку? Я занимаюсь этим последнюю четверть часа.

Я подползаю и смотрю поближе. Это движение вызывает у меня острую боль в позвоночнике, но она проходит, когда я устраиваюсь поудобнее рядом с Акселем.

– Это потому, что тебе нужно облизать кончик нитки.

– Облизать?

– Тебе правда не пришло это в голову? – Смешок вырывается из меня. Он пытается придумать оправдание.

– Что ж, пришло бы, если бы я не умирал с голоду. Мой мозг уже начал есть сам себя.

Я придвигаюсь ближе и легонько касаюсь его руки.

– Если ты вденешь нитку в иголку, я расскажу тебе секрет, – говорю я так, словно это вызов.

Голубая радужка его глаз подозрительно сужается.

– Какой секрет?