Лес Гримм

– Уже почти полночь. Однажды я уже потеряла тебя накануне нашей свадьбы. Я не позволю этому случиться еще раз. Завтра я больше не буду невестой. – Она расправляет свои тонкие плечи и высоко поднимает подбородок. – Мы поженимся до того, как часы пробьют двенадцать.

Глава 21

На этом лугу нет часов, но Зола, должно быть, слышит их тиканье так же, как и я. Мы обе так долго слышали это тиканье, я в спешке, чтобы спасти свою мать, а она в нетерпении выйти замуж за парня, который прошлым летом почти принадлежал ей.

– Как много белых перьев, – бормочу я, наблюдая за тем, как Аксель и Зола кружатся по лугу в вальсе, только теперь лесная музыка звучит не в такт. Зола ведет Акселя быстрее, чем ее темп.

– Белых перьев? – спрашивает Хенни, вставая рядом со мной.

– Его одежда. Ее платье.

– Но на Золе золотое платье. – Хенни смотрит на сестру широко раскрытыми блестящими глазами, ее зрачки расширены, как у Акселя, Золы и, я уверена, как у меня.

– Так ты ее видишь? – Я покачиваюсь. Аксель и Зола меняют траекторию движения. Если раньше они двигались слева направо, то теперь справа налево.

Хенни что-то говорит, но слова звучат странно приглушенно. Затем она повторяет, и ее голос внезапно становится громче, словно он разносится по каменистому каньону.

– Уже почти полночь! Соберитесь вокруг, чтобы узнать, кто же выиграет в лотерею.

Я замираю.

– Это День Преданности? Почему ты не сказала мне об этом?

Я поворачиваюсь к Хенни, но милое лицо подруги исчезло. Теперь рядом со мной стоит деревенский часовщик. Он проверяет время по карманным часам и закрывает их.

– Сколько раз ты вписала свое имя? – Он приподнимает густую бровь, глядя на меня.

О нет.

– Вы узнали? – Все эти клочки бумаги, спрятанные в кармане моего фартука?

Его улыбка пробивает все мои преграды. Но теперь это улыбка Акселя, а не часовщика. Аксель стоит рядом со мной, в то время как другой Аксель танцует с Золой. А на лугу есть третий Аксель – мой Аксель? – только это другой луг, тот, что на окраине Леса Гримм. Солнце играет на его загорелой коже. Он жует соломинку и вынимает ее изо рта, наклоняя голову ближе к моей.

– Пошли. Если поторопимся, то еще все исправим.

– Что исправим?

– Все эти лишние листочки. Их нужно вытащить из кубка.

– Но подожди… Я не положила их в кубок. – Или положила?

Эта версия Акселя исчезает, и его место занимает копия меня.

– Это все галлюцинации, Клара, – говорит мне моя копия. На ней мое старое выцветшее платье и накидка, выкрашенная в красный цвет. – Сегодня не День Преданности.

– Ты ошибаешься. Я покажу тебе. – Я приседаю и пытаюсь снять левую туфлю, ту, что сделана из янтарного стекла. Мне нужно убедиться, что семь бумажек все еще внутри. Я не пересчитала их, когда они упали туда. – Мне нужно торопиться, – говорю я себе, стягивая туфлю. Почему она не снимается? Я нащупываю пару шнурков, которых не вижу, но чувствую. Их там быть не должно. У моих туфель нет шнурков. – Не могу дождаться, когда меня выберут. Аксель нуждается во мне.

– Ты хочешь сказать, мама нуждается в тебе?

– Я… – Разве я не это сказала? – Да, конечно.

Вторая я подхожу ближе, и ее красная накидка касается моей руки.

– Ты правда думаешь, что Зола позволит Акселю покинуть лощину после свадьбы?

Я перевожу взгляд на танцующую пару. Голова Золы покоится на плече Акселя, как недавно лежала моя, но ее пальцы впиваются в его спину, как когти.

– Она не покинет место, где научилась контролировать свою жизнь, – добавляет вторая я. – Она будет продолжать дурманить его и причинит вред любому, кто попытается его забрать.

– Может, она не поступит так с ним, – парирую я. – Может, он захочет остаться здесь. – Акселя, кажется, не беспокоят отчаянные объятия Золы. Его взгляд прикован к ней, выражение его лица пылкое и серьезное. – Он любит ее.

– Тебе нужен он, – настаивает моя копия. – Он необходимая часть твоего путешествия.

– Только если он с Золой. Посмотри на них. Разве не очевидно, что они Пронзенные Лебеди? – Они кружатся, образуя головокружительную белую дымку вокруг себя.

– Ты видишь то, что хочешь видеть, Клара.

Я пристально смотрю на себя.

– Тогда почему ты здесь?

– Хочешь, чтобы я ушла?

– Да.

– Хорошо. – Отражение меня изменяется. Оно становится выше и старше.

Теперь рядом стоит мама, одетая в платье василькового цвета и красную накидку.

Я резко втягиваю воздух, пораженная ею больше, чем кем-либо еще, кого я только видела. Я думала, что точно помню ее, но ошиблась. Я забыла, что ее зеленые глаза посажены чуть ближе, чем у меня, и что в ее темных волосах проявляется седина.

Я сохранила ее в своем воображении такой, какой видела в детстве, но она больше похожа на дуб Гримм, который она посадила вместе со своим отцом. Его листья осенью становятся хрустящими и золотистыми, когда он созревает в течение многих лет.

– Желудь, который я подарила, все еще у тебя? – спрашивает она.

– Конечно. – Мой голос переходит в благоговейный шепот.

– А ты помнишь, что он значит?