Мой взгляд натыкается на обтрепанный край юбки Гретель, где разошлись швы на подоле. Там есть небольшая отметина, которую я не могу разглядеть, но что-то в ней всколыхнуло мою память. Было ли это магией или это просто обычное воспоминание, еще предстоит выяснить.
– Как долго ты живешь в лесу? – спрашиваю я ее.
Светлые брови Гретель вздрагивают. Я не обращалась к ней с тех пор, как впервые попала в эту клетку. Она не отвечает. Я задаюсь вопросом, понимает ли она меня вообще.
– Ты родилась в лесу? – снова пытаюсь я. – Что случилось с твоей мамой?
Ее темные глаза расширяются, когда я говорю «мама». Она узнает это слово.
– Она пропала? – продолжаю я, понимая, что в Лесу Гримм можно потерять кого-то, даже если ты никогда не жил в Лощине Гримм. – Она Потерянная? – Это могло бы объяснить, почему у Гензеля и Гретель такой неразвитый язык и почему они выросли из своей одежды, особенно если их мать пропала много лет назад.
Гретель не отвечает, ее лицо настороженное и задумчивое.
Хенни придвигается ближе, пытаясь помочь мне с разговором.
– Мама ушла? – спрашивает она Гретель. – Мама пока-пока? – Я морщусь от ее детского лепета. – Мама спит? – Хенни с трудом сглатывает, прежде чем добавить: – Мама умерла?
Гретель напрягается, и ее губы презрительно кривятся.
– Ведьма, – шипит она и выбегает на улицу.
– Что ж, все прошло неплохо. – Аксель потирает шею.
– Она только что назвала меня ведьмой? – Хенни оскорбленно отшатывается.
– Возможно. – Я не отрываю взгляд от арки, через которую только что выбежала Гретель. – Или, может, она пыталась сказать, что ведьма убила ее маму. – Я прикусываю губу, думаю об отметине у подола на юбке Гретель. Это была часть вышивки? Я поворачиваюсь к Акселю: – Могу я посмотреть на твой шарф?
– Но он не может его снять, – напоминает Хенни.
– Да, я помню. – Я подползаю к Акселю. – Просто держи один конец, пока я кое-что проверяю.
Он делает, как я говорю, пока я ощупываю край шарфа, который когда-то был нижним краем моей накидки. Мгновение спустя мои пальцы нащупывают то место, которое я ищу, небольшой бугорок. Я распускаю швы и разворачиваю ткань, чтобы показать маленькую вышитую букву:
– Что это? – Хенни заглядывает мне через плечо.
– Это подпись человека, который соткал эту шерсть, – объясняю я. – На платье Гретель такая же подпись:
Хенни ахает.
– Ты видела воспоминание Фиоры? Она была с Гретель.
– Нет. – Я изо всех сил стараюсь подавить вспышку разочарования. Неужели я действительно думала, что так легко воспользуюсь своим даром? – Нет ничьих воспоминаний, кроме моих собственных.
– Но ты думаешь, что Фиора ведьма, которая убила маму Гензеля и Гретель. – Аксель наклоняет голову, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Она вполне способна на такое.
Аксель хмурится, обдумывая это.
– Или, может, Гензель и Гретель украли вещи Фиоры. Подумай об этом. На Фиоре не было ни платья, ни даже сорочки. На ней было исключительно облегающее нижнее белье. – Я приподнимаю бровь. – Которое было очень некрасивым, – поспешно добавляет он.
– Или Фиора могла сшить одежду для Гензеля и Гретель, – предполагаю я, развивая его мысль.
– Зачем она это сделала? – спрашивает Хенни.
Я поглаживаю маленькую букву Ф на шарфе Акселя.
– Помнишь, она думала, что потеряла тебя? Может быть, она думала то же самое о Гензеле и Гретель. Возможно, она пыталась помочь им какое-то время.
– Или она могла держать их в плену с помощью своих волос. – Хенни трясущимися пальцами потирает горло.
– Или так, в любом случае, я думаю, мы выяснили, чем можно воздействовать на Гретель. – Я возвращаю Акселю его шарф и выпрямляюсь. – Мы продолжим напоминать о ведьме.
Глава 30
Проходят часы. Ни Гензель, ни Гретель так и не вернулись. Мы зовем их по именам, но в ответ встречаем лишь тишину. Я бы испугалась, что они бросили нас, но как они могли это сделать, если так злобно хотели съесть нас после того, как мы умрем?
Я обхватываю руками голодный живот. Я смотрю на арку комнаты затуманенным взглядом. Хенни прислонилась к стенке клетки, ее веки то закрываются, то снова открываются. Аксель сидит, подтянув колени к груди, раскачиваясь на месте, и смотрит на еду, растущую на лианах, до которых мы не можем дотянуться. Он бормочет названия всех фруктов и овощей. Возможно, это его трюк, чтобы не заснуть. А может, он бредит.
Я напеваю песню, которую Фиора пела со своей башни, когда затягивала с помощью красных волос Хенни наверх. Я забыла все слова, кроме двух строчек…
Должно быть, уже далеко за полдень, судя по тому, под каким углом свет проникает в нашу комнату. Яркость света колеблется, темнея быстрее, чем солнце опускается за горизонт. Ослепительная вспышка, за которой следует оглушительный раскат грома. Я подпрыгиваю, не ожидая ее. Через несколько секунд небо разверзается и воздух наполняется шумом дождя.
Мое сердце учащенно бьется. Если Гензель и Гретель где-то поблизости и не обращают на нас внимания, как я подозреваю, им скоро придется искать убежище.