— Я полагал, что это вам решать — сообщать в ректорат о художествах Симагина, или погодить. А уж они либо передадут дело в РИИЛ, или…
— …или не захотят выносить сор из избы. — закончил Шапиро. — Увы, скорее всего, так и будет. — Симагина тихо снимут и отправят куда-нибудь в Новосибирский филиал, с пометкой в личном деле — «чтобы духу его больше не было на расстоянии сотни километров от МКАД!»
Егор задумался.
— И вы полагаете — это правильно?
— Если честно — не знаю. Но решать сейчас не готов. Ваш напарник, Сергей, прислал мне недавно письмо с белкой — описывал встречу представителей крупнейших фракций Леса, что состоялась на днях в Соколиной Обители. Так вот, он, среди прочего, упомянул, что там шла речь об обитателях Древобашни. Никогда бы не подумал, что ими многие недовольны — и Золотые Леса, и аватарки, и даже друиды. А на Речвокзал их проповедников ЦВЛ, оказывается, с некоторых пор вообще не пускают, гонят взашей…
— Я в курсе. — сказал Егор. — Скажу больше — после окончания этой встречи Бич… Сергей отправился на ВДНХ, чтобы навести кое-какие справки о том, что творится сейчас в Останкино. И, если вы спросите моё мнение, то я бы предпочёл дать ему знать о наших обстоятельствах, знать, прежде чем что-то решать с Симагиным. Вы верно заметили насчёт сора из избы — только, как по мне, стены этой избы проходят не по периметру Главного Здания МГУ, а куда, как шире — по МКАД, к примеру. Поймите, яков Израилевич, это наше дело, обитателей Леса — мы в нём и должны разобраться!
Шапиро испытующе посмотрел на Егора.
— А давно вы, молодой человек, заделались лесовиком?
— Недавно. — признался тот. — Я ведь тут меньше года, и даже не уверен, что стал им окончательно. Но здешние обитатели недаром говорят: «Леса хватит на всех». А значит — и на меня тоже, верно?
— Ну, хорошо. — не стал спорить доцент. Страстная убеждённость блудного лаборанта явно произвели на него впечатление, хотя Егор, похоже, вовсе к этому не стремился. — И долго вы предлагаете ждать?
— Много времени это не займёт, день, от силы, два. Я пока покараулю нашего коматозного гостя, а вы приглядите за Семибоярским — как бы, в самом деле, не начал болтать, чего не надо…
— А если таки начнёт? — с интересом спросил Шапиро. — Что тогда?
— Тогда придётся его навестить. Вы удивитесь, какое благотворное действие оказывает на него появление Мартина с его любимой игрушкой — и не подумайте, что я говорю о его драгоценном стакане…
VIII
— Не видел я, как их увели, мамой клянусь! Я, как вся эта заварушка началась, в подсобку кинулся, за ружьём, а когда вернулся — их уже не было. Наверное, через запасной вход сбежали, да?
И дядя Саркис ткнул двустволкой в сторону неприметной двери между колоннами, в дальнем конце зала. В данный момент дверь была распахнута настежь, правая створка висела, перекосившись, на одной петле.
— Выломали, эше ворыт куне![40] — дядя Саркис непонятно выразился по-армянски. — Знали, шакалы, что за павильоном густой кустарник, и можно легко скрыться незамеченными…
Франа потерянно озиралась. Ни Умара, ни Пиндоса в зале не было — обоих увели с собой налётчики. Собственно, для этого они крутили американцу руки и оглушили сильвана табуретом — иначе попросту перерезали бы обоим горло, как поступили с двумя охранниками. Вон их тела, плавают в лужах дымящейся крови, и запах её — тяжёлый, приторный, тошнотворный — расползается по павильону, забивая ароматы разлитых спиртных напитков и кухни. Пол весь усыпан обломками медели, осколками битой посуды, остатками раздавленных блюд, залит вином из раскатившихся или разбитых бутылок. Перепуганные посетители прячутся за колоннами, оттуда несётся женский плач, невнятные ругательства и требования позвать охрану и врача.
— Что тут у вас за халоймес[41]?
В дверях павильона, отстранив просачивавшихся бочком посетителей, возник крепкий мужчина, с русыми, с проседью, волосами, на вид, лет около сорока. Впрочем, припомнила итальянка, в Лесу не стоит доверять первому впечатлению насчёт возраста человека — тому, кто выглядит на пятьдесят лет, вполне может оказаться и за восемьдесят.
Незнакомец был одет в брезентовый, так называемый «энцефалитный» костюм со множеством кармашков и откинутым за спину капюшоном. Из-за плеч у него высовывалась дуга станкового рюкзака, в руке он сжимал нечто вроде короткого копья или рогатины, с широким, слегка искривлённым наконечником, упрятанным в кожаный чехол. Сбоку от рюкзака просматривался ружейный чехол, за поясом торчал длинный, сильно изогнутый нож в чёрных, с жёлтым латунным наконечником, ножнах — гость скрупулёзно соблюдал местные правила, касающиеся ношения оружия.
— Бич-джан, ке матах[42], это ты? — поприветствовал пришельца Саркис. — Хорошо, что пришёл, а то у нас тут такое!.. Ворвались какие-то шакалы, бози тха[43] — с кинжалами, двух человек зарезали, ещё двоих с собой увели! Одного ты должен знать — сильван, сынок Вахи Исрапилова с Добрынинского кордона…