Летят перелетные птицы

Спустившись с крыльца поликлиники, постояла немного, соображая, как ей распорядиться с географией вызовов. Плохая была география, неудобная. Так, один вызов к бабушке Бондаренко Марии Егоровне, давней подружке. Это понятно, значит, и к бабушке Марии Семеновне, что живет напротив, надо зайти. А один вызов вообще на краю поселка… С какого начать-то? С этого, с самого дальнего, что ли?

Она и сама не заметила, как ноги понесли ее к дому Анисимовых, на улицу Чапаева. Хотя «географически» это и не совсем удобно было. Потом придется лишний крюк делать. Но, в конце концов, ей решать, что удобно, а что нет…

Калитка, как и вчера, оказалась распахнута настежь. Наверное, ждут. Конечно, ждут, она же вчера обещала, что придет! Даже и в дверь стучать не стала, рванула на себя, прошла через темные сенцы, ввалилась в узкую кухоньку, столкнувшись нос к носу с Татьяной Михайловной.

– Ой, здрассти… – испуганно прижала ладони к груди женщина, отступая на шаг и взглядывая опухшими от слез красными, как у кролика, глазами. – Ой, да проходите, проходите в горницу, а то мы тут… Извиняйте, конечно, только я за Варей перестелить не успела…

– Ничего страшного. Как Варя, спала ночью?

– Не… Ничегошеньки не спала. Как вы вчера с Сашей ушли со двора, ну, провожаться-то… Так она сразу и проснулась. Я аккурат в кухне была, слышу, кричит, будто плачет – мама, мама! Прибежала, а она по подушке головой катается, мычит, аж губы побелели! Потом спрашивает – уехал, мол? А я ей – нет, нет, что ты! Здесь он, врача проводить пошел… Ну, она успокоилась немного… А ночью так и не уснула, нет. И ладно бы говорила чего, а то лежит, в потолок смотрит и молчит… Саша-то, бедный, все сидел около постели, потом под утро уж закимарил…

Прервав свой горестный шепоток, она всхлипнула, собрала в горсть перекинутое через плечо кухонное полотенце, ткнулась в него носом. Потом, будто опомнившись, с шумом вдохнула в себя воздух, отерла уголком полотенца глаза, проговорила еще раз торопливо:

– Да вы проходите, проходите в горницу! И Саша там сидит…Только я перестелить не успела, не знаю я, как при Саше-то… Поди Вареньке при нем неловко будет…

Она удивленно взглянула на женщину, с трудом соображая, о какой «неловкости» та ей толкует. Потом сделала первый шаг – тоже с трудом. Вдруг напал на нее страх непонятный, навалился разом, перехватил петлей волнения горло, прошелся под брюшиной изморозью. Сглотнув, она подняла руку, отерла пот со лба, встряхнула головой в недоумении – что это с ней? Надо взять в себя в руки. В конце концов, она врач, а не какая-нибудь сочувствующая соседка-обывательница! Отдернув звенящие висюльки пластиковой занавески, вошла…

Утренний свет нехотя, будто брезгливо, сочился в окна комнаты, обволакивая ее пространство горестным неуютием. Сидящий около Вариной кровати Саша поднял на нее глаза, улыбнулся жалко, приветливо. Слишком быстро вскочил со стула, уступая ей место. Как ей показалось, даже с некоторым облегчением. И снова улыбнулся виновато, словно застеснявшись своей торопливости. Она чуть повела головой – все нормально, мол. Я все понимаю, чего ж…

– Здравствуйте, Варя! – слишком громко, слишком бодренько произнесла она, садясь перед кроватью на стул. Так бодренько, что самой противно стало. И уже более спокойно добавила: – Давайте знакомиться, Варя. Я Анна Ивановна, ваш участковый врач. Ваша мама говорит, вы совсем ночью не спали? Что вас беспокоит, Варенька?

Бледное восковое лицо на подушке дрогнуло горестным недоумением, губы сложились в язвительную полуулыбку. Чуть повернув голову, девушка распахнула глаза, плеснула в нее отчаянием. Странное это было отчаяние, будто с примесью надменности. Откуда в ее положении надменность? Разве больной может на врача смотреть – с надменностью? И молчит, будто изучает с любопытством. Втягивает в себя взглядом и молчит.

– Так что, Варенька? – снова ощутив внутри наползающий давешний страх, склонилась она к ней. – Давайте-ка я вас осмотрю…

Привстав, она попыталась откинуть с нее одеяло, но вдруг ощутила, как впились в ладонь холодные цепкие пальцы, как с яростью скинули с одеяла ее руку. Девушка тяжело задышала, замотала коротко головой, напряженно втягивая через дрожащие ноздри воздух. Потом проговорила хрипло, через силу:

– Нет… Не надо… Уйдите…

– Но как же, Варенька… Я врач, я должна…

– Нет, не хочу, не надо!

– Ну хорошо, хорошо… Я не буду. Скажите хотя бы, что вас беспокоит?

Господи, как звучит фальшиво – что беспокоит… Зациклило ее на этом «беспокоит», что ли? И чувство какое-то странное внутри – будто виновата в чем. И голос тоже виноватый, неуверенный. И снова пауза молчаливая тяжелая образовалась, в которой повисло неловкостью это ее «беспокоит»…

– Ну, хорошо, не отвечайте, если не хотите, Варенька. Я настаивать не буду. Я понимаю, конечно…