Лето придёт во сне. Запад

Я вспомнила все наши разговоры в поезде – и более поздние слова о том, что поимка Михаила Юрьевича равно крах всему, ведь стоит ухватить одну ниточку, и распустится весь клубок – и мысленно согласилась с Яринкой.

– Я и сказал, что сударь Бурхаев был далеко не глуп, – туманно ответил наш чудом оставшийся на свободе лидер и снова отвёл глаза. – И он не напал на наш дом, едва оказался на свободе, только потому что наверняка уже тогда предполагал возможный выгодный союз. Скорее всего и Ян знал об этом, потому и был спокоен за нашу безопасность. Но какой смысл говорить об этом теперь?

Я смотрела сквозь него и видела темноту пустого торгового центра в Благовещенске, едва угадывающееся в этой темноте лицо Дэна, его руки, обнимающие меня на узком диванчике, и слова… слова о том, что любая война, как и любая революция – кому-то выгодна.

– Смысл очень даже есть, – спокойным, но до озноба ледяным тоном ответила Яринка. – Ваш… новый союзник, после того как убил деда Веню и заставил Яна сесть в вертолёт, собирался нас всех здесь просто перестрелять. Странное у вас было сотрудничество.

Михаил Юрьевич нахмурился.

– Перестрелять? Это вряд ли. Договор был таков, что, если он найдёт вас раньше нас, он просто заберёт своего сына в безопасное место и по возможности сообщит мне о вашем местонахождении.

– Насрать ему на ваш договор, – мстительно сообщила Яринка. – И если бы мост не провалился под вертолётом, вы бы тут нашли только кучку трупов. Да и сейчас не лучше…

– Он ничего не сказал мне о том, что завербовал Сергея и поддерживает с ним связь, – Михаил Юрьевич не оправдывался, просто рассуждал вслух, – Значит, с самого начала держал что-то на уме. Мстительный подлец… Мне очень жаль. Ситуация вышла из-под контроля и…

– В жопу себе засуньте свои сожаления! – с отчаянной грубостью выкрикнула моя подруга, и слёзы брызнули из её глаз. – Это вы виноваты! Во всём, что здесь произошло – вы виноваты! Вы доверяли педофильскому уроду, вы навязали его нам! Вы выдали нас Бурхаеву, и это из-за вас погиб Ян! Все погибли из-за вас!

– Ярина, успокойся! – прикрикнула Дульсинея Тарасовна, явно собираясь купировать истерику, но я-то знала свою подругу и понимала, что никакая это не истерика, о нет! Яринка прекрасно себя контролирует, а кричит потому, что пытается хоть как-то причинить боль человеку, виновному в её утрате.

И да, Михаил Юрьевич был виновен! Но… я вспомнила, где слышала слова про компромисс, на который иногда приходится идти. Так сказал Дэн в нашу последнюю с ним совместную ночь в темноте заброшенного фуд-корта. И ещё он сказал, что те, кому выгодны войны и революции, нужны нам так же, как мы нужны им. Даже если это подонки. И что, скорее всего, это подонки. Потому что хорошие люди не поднимутся наверх при нынешних обстоятельствах.

Словно подтверждая мои мысли, Михаил Юрьевич посуровел и довольно жёстко сказал:

– Девочки, начинайте взрослеть! Нельзя пытаться выбраться из дерьма и не измазаться в нём! Бурхаева больше нет, я свободен от нашей с ним договорённости, и обсуждать тут больше нечего. Да, наши друзья тоже мертвы, но мы должны продолжать борьбу, чтобы их жертва не стала напрасной.

Я промолчала, потому что, несмотря на обиду, разочарование и горе, где-то на самом краешке сознания – наверное, в той его части, которая никогда не поддаётся эмоциям, откуда и звучит голос-без-слов – понимала: Михаил Юрьевич прав. И пусть моя душа восставала против такой правоты, которая здесь, на месте гибели моего любимого и моих друзей, казалась кощунственной, отрицать её я не могла.

Яринка молчала тоже, но, как стало ясно чуть позже, совсем по иной причине.

Не дождавшись наших возражений, Михаил Юрьевич чуть расслабился, и его голос снова смягчился.

– Потом мы это ещё обязательно обсудим, а если хотите, то и не раз. Обещаю ответить на все вопросы. А сейчас нужно уходить: боюсь, этот мост крайне нестабилен. Отдайте вещи ребятам, а сами спускайтесь в лодку налегке.

Двое молчавших до сих пор (и этим ещё больше напомнивших мне бурхаевских камуфляжных бойцов) спутников нашего лидера зашевелились и двинулись было к нам, но их остановил, буквально заставил замереть на месте, резкий Яринкин приказ:

– Назад!

Последовала короткая немая сцена. Потом Михаил Юрьевич устало вздохнул и спросил тоном бесконечного терпения:

– Что ещё?

Но Яринка не смотрела на него: она повернулась к Дульсинее Тарасовне.

– Баба Дуся! Что дедушка Венедикт хотел сказать Дайке, перед тем как Дэн упал? Что-то про её родителей!

Меня подбросило на месте, как если бы по покрытию моста пустили разряд тока. Вот оно! Вот что грызло меня все часы, последовавшие после гибели Дэна, пробиваясь даже сквозь боль утраты! Я забыла о коротком разговоре между дедом Венедиктом и матерью Михаила Юрьевича, а Яринка, Яринка, которая на тот момент казалась совершенно дезориентированной и оглушённой горем – запомнила!

– Да! Он говорил, что я должна знать что-то про маму и папу! Что?!

Глаза Дульсинеи Тарасовна забегали. Она посмотрела на Михаила Юрьевича, словно ища поддержки или совета, но тот выглядел не менее растерянным.