Лето придёт во сне. Запад

– Дайника, – наконец проблеяла старуха, глядя в сторону, – Это очень непростой разговор, и тебе не стоит сейчас…

– Что с ними?! Я не сдвинусь с этого места, пока вы мне не скажете, даже если мост опять начнёт рушиться!

– Я тоже, – тихо, но твёрдо подтвердила Яринка, вплотную придвигаясь ко мне, прижимаясь плечом к плечу, в который уже раз за кошмарный сегодняшний день подхватывая мою ношу.

Дульсинея Тарасовна посмотрела на неё, на меня, на своего сына – и… отступила. Понурила голову, побрела в сторону – сутулая и древняя, словно все прожитые годы вдруг разом опустились на её плечи.

И это сказало мне обо всём лучше любых слов.

А когда стремительно намокающими глазами я поймала взгляд Михаила Юрьевича, он тоже понял, что я уже знаю, и не стал врать.

– Твои родители мертвы, – тихо обронил он, как будто понижение голоса могло как-то смягчить удар. – Прости.

Почувствовав, что мост опять закачался, я осторожно опустилась коленями на асфальт. Не потому, что испугалась или не хотела упасть: просто ноги стали ватными и перестали меня держать. Пространство вокруг колебалось и вращалось, но никто не закричал, не побежал, и я сделала отстранённый вывод: остатки моста по-прежнему неподвижны – это мой личный мир сейчас сотрясается в конвульсиях.

Яринка присела рядом, обняла меня, но смотрела на Михаила Юрьевича. Потребовала:

– Расскажите ей! Расскажите, когда!

– Ярина…

– Расскажите! Или я сама скажу, о чём догадалась!

Михаил Юрьевич опустился на корточки, так, чтобы наши лица оказались на одном уровне, заглянул мне в глаза.

– Дайника? Я понимаю, после того, что ты сейчас услышишь, ты будешь очень зла на меня… на всех нас. Возможно, возненавидишь. Но я призываю тебя оставить эмоции на потом, чтобы позаботиться о своём будущем. От решения, которое ты примешь, может зависеть очень многое – вплоть до судьбы государства.

Эти высокопарные слова меня ничуть не впечатлили, и я только смотрела на этого ставшего вдруг совершенно чужим пожилого мужчину с усталыми глазами.

– Твои родители, – сказал он, подождав, но не дождавшись от меня ответа, – Были казнены четыре года назад по совокупности статей. Как и все взрослые из вашей деревни, кого удалось задержать. Церковь очень строга к тем, кто пытается так или иначе вырваться из-под её крыла.

Мир перестал качаться и замер, изменившийся до неузнаваемости. Ставший пустым и плоским, как небрежно раскрашенная декорация. Теперь, когда в нём не стало ни Дэна, ни моих родителей, надежда на скорую встречу с которыми двигала мною последние дни и часы, он перестал иметь какое-либо значение. И от этого стало неожиданно легко, внезапно я обрела абсолютную внутреннюю свободу. Больше ничего не имело значения, любые действия лишились последствий, причинно-следственные связи исчезли, а значит можно было делать всё, что угодно.

Например встать, вырвавшись из кольца Яринкиных рук, подойти к горке сложенных ранее вещей, вытянуть оттуда сумку Ральфа, дёрнуть молнию, запустить руку внутрь. И прижать приклад арбалета к плечу, направляя его прицел в грудь ничего ещё не понявшему Михаилу Юрьевичу.

– Дайка! – предостерегающий голос Яринки прозвучал одновременно с испуганным возгласом Дульсинеи Тарасовны.

Молчаливые «ребята» встрепенулись, оживились, а один из них, тот, что стоял ближе ко мне, змеиным движением запустив руку за пазуху, вынул маленький, словно игрушечный пистолет, еле видневшийся в его широкой ладони.

Не двинулся только Михаил Юрьевич. Не двинулся и не отвёл глаз, спокойно глядя мне в лицо – словно был согласен с тем, что я имею полное право убить его.

– А ну положи лук! – рявкнул мужик с пистолетом, и я криво усмехнулась. Лук! Да уж, лучше бы этим истуканам и дальше молчать.

Но Михаил Юрьевич, не оборачиваясь, что-то коротко сказал, и дуло пистолета растерянно опустилось.

– Дайника, – наш лидер был серьёзен и почти торжествен, – Дайника, я знаю, что виноват перед тобой. Очень. Но я пошёл на этот обман осознанно. Есть цели, которые оправдывают средства. Прости.

Я открыла рот, но заговорить смогла только со второго раза.

– Почему?! Почему вы просто не попросили меня отправиться искать беглецов?! Я бы пошла! Если бы вы объяснили всё! Если бы объяснил Дэн…

Я осеклась. В голову пришла ужасная мысль – а если Дэн знал?! Что, если Дэн знал об этом чудовищном обмане и ничего мне…

– Никто больше не знал! – отрезал Михаил Юрьевич, прочитав мои мысли благодаря той необъяснимой телепатии, что иногда возникает между людьми в пронзительные до бритвенной остроты моменты их конфликта. – А тем более Денис! Я же видел, как вы смотрите друг на друга. Он бы не смог ничего скрывать от тебя.

Облегчение, испытанное мной, было таким сильным, что почти вернуло объём ставшему плоским миру. Я даже чуть-чуть опустила арбалет и смогла повторить свой последний вопрос уже спокойнее.

– Почему просто не попросили меня?