Летучий корабль

— Потому что у "Ту" — два двигателя, а у "Ила" — четыре. И еще с реверсом.

— А тебе слышно, где два, а где четыре? И как ты реверс определишь на взлете?..

Завязалось профессиональное обсуждение, прерванное тем, что где-то в темноте ударил хлопок звукового барьера, переходящий в дробное гудение — стремительное и агрессивное.

— Эта радость меня тоже сопровождала все детство, — засмеялся Игорь, собрав брови домиком. — Это — "МиГ-21". Король самолетов.

Гудение стихло, а Игорь, кривя блестящие от шашлычного сока губы, заговорил про "МиГ-21", и по его буйному задору было видно, что он говорит о любимой игрушке. Он рассказывал, насколько "МиГ" легок и маневрен; вспоминал о летных случаях и о том, что после древних машин Великой Отечественной это один из немногих боевых самолетов современной авиации, который сражался в небе Вьетнама, Сирии, Ирака, Анголы и Индии — и продолжает сражаться в Афганистане; что это вечный самолет, и что он морально устареет, когда появится нечто, основанное на новых принципах. Что это дешевый двухмаховый самолет; что это — самолет-ракета, и что на самолете три точки подвески, отчего его прозвали "голубем мира", но его можно оснащать спецбоеприпасом — и в этом случае он становится аппаратом для камикадзе, потому что сгорает в ядерном облаке. От энциклопедически эрудированного отца — Николая Никитича — Игорь знал подробности, не попадавшие в открытую печать, и Павел многое из того, о чем пела сладкоголосая сирена, узнавал впервые. Ему мешало одно — кидая взгляд на размякшую Лиду, он замечал, что ее переполняет невыносимое счастье, которое можно было объяснить отдыхом, хорошей компанией, разговором на умные темы, но Павел, ужасаясь ноющей тяжести в груди, объяснял его иначе — тем, что Игорь поразил ее до глубины души, и тем, что между ними возникла явная, хоть и невидимая связь. Лида выпила немного вина и забылась, отставив в сторону стакан; ее гладкие щеки блаженно раскраснелись, а непримечательное лицо в полумраке сделалось скульптурно красиво. В стоящем на столе вине, о котором поклонник позаботился, соблюдая некий символизм — это была молдавская "Лидия", — зловеще светился красный огонь. Павел оставил токующую пару, засыпал в чайник заварку, достал из снарядного ящика, в котором хранились консервы, сгущенку с отклеенной этикеткой. Вспомнил краснолицего тренера и, ощутив фантомную боль в ноге, всадил лезвие пятирублевого охотничьего ножа в донышко банки. Заварил в кружке чай, добавил ложку сгущенки и долил емкость до краев коньяком. Понюхал и лизнул — варево было разбодяжено на совесть. Довольный собой, Павел вложил кружку в руку Лиды, которая доверчиво вытянула губы к краю, боясь обжечься. Наблюдая, как она пьет, он с равнодушием экспериментатора гадал, подействует ли коктейль. Ему приходилось сталкиваться с созданиями общежитской закалки, которых не брали огуречный лосьон или шампунь для волос.

Возня с чайниками и бутылками прервала полет Игоревой мысли.

— А мы еще диплом не обмыли! — вспомнил он. — Черт, надо же было взять с собой "поплавки", опустили бы в стакан!

Друзья загомонили, можно ли "обмыть" институтские значки, заменив их условным подобием, и Павел внезапно понял, что Лида больше не участвует в их веселье.

— Оп-па, — сказал Игорь, сидевший напротив. — Свежий воздух свирепо действует на человека — сто раз замечал.

Павел, которому вполоборота был виден ее профиль с точеным носиком, заметил неподвижные глаза в обрамлении трепещущих ресниц. Что-то сломалось, и перед ним была чужая девушка, которую сморил коньяк, и девушку было жалко — ничего больше.

Через несколько минут Павел с Игорем тащили хныкающую Лиду наверх. Пока Игорь беззлобно подбадривал товарища, который временно оставил ряды, Павел молча показал ему фигу. Игорь, приняв к сведению это кодированное, но вполне понятное сообщение, возмутился.

— Сдурел? Я вообще сейчас… на дядькину половину пойду.

Когда они добрались до комнатки наверху, он предоставил Павлу действовать как заблагорассудится, — и предложил, отойдя к двери:

— Может, спустишься?

Он еще наслаждался дружеской обстановкой, приятным вечером, легкой выпивкой, и ему не хотелось прерывать упоительный кайф. Его тянуло к старинному другу, с которым давно не общался по душам, — но тот покачал головой, и Игорь ушел. Павел стянул с Лиды ботинки, уложил ее — в промокших носочках — на матрасный чехол и накрыл пледом. Спустился на веранду, вынес из комнаты кружку с коварным напитком. Понюхал, распахнул дверь и выплеснул отраву на выхваченный светом прямоугольник земли; проверил, чтобы не угореть от расстроенных чувств, печную заслонку. Нашарил под креслом остатки коньяка, вылил в граненый стакан и выпил залпом. Потом улегся на диван, натянул колючий тулуп и провалился в сон под рев неопознанного двигателя, который равнодушно, игнорируя глупости, происходящие с тронутыми людьми на земле, понес очередную крылатую машину за тысячи километров от Москвы.