Летучий корабль

Устраивая не без труда новую семью — он, Лида, Ксюша и Альбина Денисовна, — Павел даже не заметил, когда беда, которая сначала уведомляла о себе неприметными сигналами, заполнила все вокруг; он не понимал, что происходит, и только ощущал катастрофу, которая в одночасье поразила родной ему мир. Казалось, что в стране, по мановению палочки злого колдуна, исчезла живая плоть; словно гигантский насос выкачал из государства необходимое — кровь, силу, воздух, теплоту повседневных вещей, — оставив мертвую материю, которая тоже обещала вот-вот уйти в никуда. Дома, дороги, мосты, дворцовый мрамор метрополитена, музеи и машины выглядели хитиновым панцирем, который сохранял форму, в то время как его погибшего владельца съели рыбы. Оказалось, что трудности, с которыми поначалу столкнулся Павел, это неприятные мелочи в сравнении с настоящими трудностями. Сначала совсем, абсолютно не стало денег — на "Витязе" перестали платить зарплату, и одновременно в Лидином институте выдали долговые расписки вместо наличных; кое-как получала пенсию Альбина Денисовна, но цены взлетели вверх по чудовищной параболе, и не хватало ни на что. Беда была везде — в коридорах "Витязя", на улицах, в автобусах, у помоек, где теперь рылись старики, в доме, зараженном ересью. В газетах и на телевидении, которое Альбина Денисовна впитывала, как наркотик, утверждали, что все двигаются к прогрессу, и что отсутствие зарплаты — божья благодать, потому что кругом свобода, и каждая личность может развиваться, промышляя прокорм, не привязанный к постылому окладу. Что промышленность устарела, а получать зарплату на ископаемых предприятиях — позорно перед лицом развитого мира. Кругом царила ядовитая, как кислота, фантасмагория, и Павел ждал, что он проснется, и кошмар закончится. Если раньше его раздражала пропасть между байками о светлых победах коммунизма и реальностью, — то теперь пропасть между байками о победах капитализма и гадостью происходящего вокруг была вовсе непомерной, а верить в то, что твердили срочно перелицованные пропагандисты, не могли даже идиоты с клиническим диагнозом. Каждый день из экрана и газет в шизофреническом бреду сыпалась вещательная мишура, и окружающие налетали на информационные крупицы, как босой человек на колотое стекло: кипучие обсуждения множества малахольных поводов — то появления из-под спуда фильма или романа, то модный закон, улучшающий чью-нибудь угнетаемую быль, — напоминали колготу птичьего базара, в который бросили горсть забродившего жмыха. От разлитой по всем уголкам существования тяжести Павел задыхался; он столкнулся с дикой опаской, что им придется голодать, — и он, ответственный за трех женщин, две из которых были беспомощны, а третьей была любимая жена, которую он жалел по умолчанию, страшился думать о завтрашнем дне. Не то, что страна с каждым днем глубже уходит в пучину, не "Витязь", с которого разбегались все, кто надеялся куда-то пристроиться, не ярмарочное шутовство и безжалостность силы, которая перемалывала в крошку все, что ему было дорого, — нет, его ужасало, что он не сможет кормить семью, а об остальном он, поставив в мозгу заслонку для прочего апокалипсиса, не задумывался.

Рыбаковское подразделение отделилось от "Витязя" и оформилось в отдельное предприятие. Поскольку новая фирма работала с иностранцами, то она финансировалась отдельно — не слишком жирно, но без перебоев, и даже мелкие сошки там не жаловались на судьбу.

Обедневшему Павлу помог пронырливый приятель Саша Галаев, друживший с комсомольским активистом, который ушел в бизнес и торговал куриными яйцами. В ангаре, где раньше испытывали детали в прочностной лаборатории, кипела работа в духе новой эпохи: подъезжали и уезжали машины, бегали мужчины в кожаных куртках, а по утрам на работу вышагивали красавицы в умопомрачительных мини. Коммерсанты давали понять, что достойнейшие могут наконец заняться людскими нуждами, а не бессмысленными лопастями и шарнирами.

Саша пристроил Павла разгружать по ночам яйца. Первоначально коммерсанты давали оплачиваемые наряды своим людям, но скоро так натерпелись от приближенной страты, что отбросили спесь и обратились к инженерам с "Витязя"; Павел с помощью Саши оказался одним из баловней судьбы. Было в тех яйцах нечто инопланетное: снежно-прочная скорлупа и желток анилинового цвета. Откуда взялись марсианские яйца, Павел не задумывался, покорно принимая в дар картонки, которые коммерсанты иногда, с тороватого барского плеча, жертвовали грузчикам. Он обычно раздавал половину яиц коллегам. Рената Евгеньевна советовала ему продавать яйца у метро. Глеб Николаевич уныло варил в банке эти псевдокуриные эмбрионы, которые иногда составляли весь его обед. Валя кутала сомнительные яйца в тряпочку, чтобы отнести домой, к семье.

Саша утверждал, что к самолету несколько раз подбирались американцы, но Морозов был неумолим и никого к любимому проекту не подпускал на пушечный выстрел, — из этой несговорчивости Морозова якобы проистекали нынешние проблемы "Витязя".