Летучий корабль

— Американцы предлагали моторы, — говорил Саша уверенно. — Мы-то моторы делать не умеем, а на американских был бы суперсамолет! Но Морозов уперся, и ни в какую.

Хотя он вещал удало и залихватски, скептически настроенный Павел подозревал, что Саша выдумывает новости на ходу. Но несколько подобных прогнозов сбылось, поэтому Павел насторожился, когда Саша объявил, будто бы с самого верха к Морозову поступила команда не артачиться, а делать, как велят.

— Фельдъегеря пришлют сегодня, ваши отчеты заберут, — наблюдая, как Павел ворочает коробки, сообщил всезнайка. — Ревизия вышла! Может, вообще прикроют лавочку.

— Ерунда, — возразил Павел, двигая раскисший от дождя картон. — Можно подумать, мы работаем на свой страх и риск… или на страх и риск Морозова.

Он объяснил Саше, что никакой фельдъегерь не утащил бы хоть тома, которые касались аванпроекта, а были еще материалы по эскизному проектированию, которые не умещались в грузовик. Что пару месяцев назад Морозов показывал документацию в министерстве, и для выезда подыскивали человек пять добрых молодцев — чтобы гвардейский экстерьер и косая сажень в плечах повергали в благоговейный трепет дохленьких чиновников, — и эта дюжая свита волокла за Морозовым холщовые мешки с увесистыми томами. Что месяц назад приезжали представители смежной организации — и, прежде чем участники совещания предались традиционной попойке, они, вылизывая документацию вдоль и поперек, долго сверяли описания сопряжений и стыков.

— Положа руку на сердце: сомнительный проект, — сказал Саша. В непоколебимости, с которой напарник изрекал приговор далекому от его понимания замыслу, Павлу виделось нечто зловещее. — Это при командно-административной системе деньги бросали, как в топку… а сейчас каждую копеечку считают.

— Не может быть, — вяло возразил Павел, который мелкими рывками дергал коробку, зацепившуюся за грузовую платформу. — Конечно, развелись эксперты… не отличают угол тангажа от угла атаки… — С таким экспертом, который заставил его сомневаться в собственных слухе и зрении, он столкнулся недавно. — Но все равно… не может быть — вообще…

В ту смену грузчикам не пожертвовали куриных яиц, и измотанный Павел налегке забрел в машинный зал. За мониторами сидели лишь двое мужчин. Павел прислушался — один из собеседников с аккуратной седой бородкой в чем-то горячо убеждал визави, и, разобрав несколько фраз, Павел понял, что спор идет об "Ан-10".

— Ерунда, ученые слова: усталость металла, недостаток прочности, — брызгал слюной бородатый. — Просто неправильно посчитали. Потому что Антонов. У Ильюшина самолеты крылья не складывали на ровном месте. Надо было оправдаться, что кучу народу угробили — и артиста того… будто не знали, какие перегрузки.

Павел неловко отвел глаза от полемистов, которые заблудились во времени, но еще усиливались обсуждать неудачи отечественного самолетостроения, — и, представив тяжелобрюхий аппарат с чуть задранным хвостом и с хлипкими пропеллерами, он автоматически сопоставил "Ан-10" с самолетом, над которым они все работали, и взгляд с неожиданной стороны испортил ему настроение. Он испугался, что "Маятник" окажется таким же неудачным самолетом. Накануне он не выспался; тяжесть в голове и усталость навалились на него свинцовым грузом — ему мерещилось, что из всех его трудов выйдет провальный самолет-уродец. Со стороны он видел и себя — простофилю, переполненного опрометчивыми бреднями. Все его потуги привели к тому, что он счастлив яичной халтурой, в то время как оборотливые люди идут в коммерческие предприятия, и даже Игорь почуял, что с "Маятником", несмотря на рекламу, которую ему создали, связываться нельзя.

Подавив недостойную зависть, Павел вышел из душного зала и направился к выходу. Гадая, не напорется ли он на хулиганье, которое лютовало вокруг "Витязя", он слышал в бетонной тишине только собственные шаги. Гонца не прислали: самолет не был нужен ни фельдъегерю, ни вышестоящему начальству — никому. В противном случае в пристройке включили бы свет… Посмотрев в окно, Павел с удивлением обнаружил, что в администрации конспиративно, тусклыми лампами обозначены несколько окон.

Заинтригованный, он отправился разбираться, что происходит. Знакомый путь по переходам "Витязя" привел его к высокой двери; полотно из дорогого дерева поддалось, и Павел ступил на каменный пол увешанного портретами зала. Свет исходил из распахнутой настежь морозовской приемной: оттуда слышались четкие, как выстрелы, удары печатной машинки. Потом зарокотали мужские голоса, и до Павла донесся хорошо интонированный баритон Морозова.

— Не успеем, — услышал Павел. — Несите остальное, Андрей Афанасьевич.

Павел отступил за декоративные заросли, когда в дверном прямоугольнике возник тщедушный человечек. Павел узнал клетчатую рубашку Тагирова, но не успел он открыть рот, как зловещий персонаж, выпятив костлявый подбородок, повернул сухую головку и позвал бесцветным голосом, который не сулил пойманному ничего хорошего:

— Александр Иванович!