Летучий корабль

Павел не поверил Игоревой басне, но через некоторое время пришла молва, что с американцами договорились насчет двигателей и что руководство планирует совместную программу, над которой некому было работать: с "Витязя" бежали все, не разбирая дороги. Исключением из правила была только Маша — обесценивание профессии развязало ей руки и дало свободу делать, что нравится. Она бросила следить за собой, влезла в уродующие фигуру джинсы, нацепила неопрятную майку и поступила в аспирантуру. Несколько раз Павел встречал ее на территории в сопровождении отрешенного от мира парня, который ходил за Машей, гипнотизируя спутницу вытаращенными глазами. Судачили, что ее двоюродный дядя, из крупных чиновников, процветал в нефтяной нише и помогал племяннице. Глеб Николаевич торговал сейфами; приходя к бывшим сослуживцам, он рассказывал о замках, ключах, кодах и прочей номенклатуре. Ренату Евгеньевну взяли в кондитерскую, где делали неестественно розовый зефир. Валя в туристической фирме готовила документы для новых русских, не способных, по причине малограмотности, заполнять анкеты и вопросники. Георгий пристроился к бирже — что это такое, не знал он сам, втолковывая всем про обороты и валютные курсы. Гера Пименов с соседнего этажа стал священником. Сильно сдружившиеся Михаил Сапельников и Никита надели милицейские погоны. Приятель Жени Козленко водил вагоны метро. Из коллег остался только Лева, который приносил свежие новости, что наверху действительно определялись, с какой компанией работать "Витязю": с "Даккарс Ли" или с "Фоллером". Сначала договорились с "Даккарс Ли"; уже почти был подписан договор, и в "Даккарс Ли" назначили представителя, который готовился курировать ход совместной работы: некто Белецкий. Но потом чаша весов, которыми манипулировали в заоблачных высях, склонилась к "Фоллеру"; представителем "Фоллера" оказался все тот же Белецкий. Таким образом, специальность господина Белецкого, которую Лева прокомментировал с гнусной усмешкой, была ясна. Потом на "Витязе" задергались — предприятие еще числилось секретным, и для американцев изолировали зону в здании, которое примыкало к забору. Людей было мало, заниматься переездом оказалось некому: Павел с Левой два дня таскали столы, стулья и книжные связки. Потом появились американцы. Про Белецкого злые языки рассказывали, что его частенько заставали в комнате перебирающим бумаги в мусорной корзине, но это, может быть, был просто условный рефлекс Белецкого, для которого перебирание мусора и проверка ящиков стола было естественной, соответствующей его воинскому званию и профилю организации, где не бывает бывших, привычкой. Вторым американцем был некто Петухов — австралиец с русскими корнями, уходившими в послереволюционную первую волну эмиграции. О себе он рассказывал мало, неохотно, и в основном его рассказы были невпопад.

— У нас тоже есть птицы, много, — говорил он, когда витязевцы сетовали, что во внутреннем дворике, выделенном под курилку, их замучили голуби. — У нас есть такие вороны — знаете?

— Знаем, знаем, — кивал Лева.

— Да: вороны. Они громко кричат в деревьях, в эвкалиптах. У нас есть эвкалипты — знаете?

— Знаем, как не знать, — говорил Лева ядовито. — Они на даче у нас растут.

Одно время Павел надеялся, что ему удастся вытащить Лиду из кабака, но Лида получала намного больше, чем ученый муж, и без ее заработков они бы пропали. Каждый день Павел приходил домой, боясь, что с Лидой что-нибудь случится — что ее обидят или оскорбят, или что ее изобьет разгулявшийся гость. Один раз он напугался особенно — когда она пришла с каменным выражением лица. На вопрос, как дела, она поморщилась и проговорила:

— Сегодня твой Игорь приходил… шашлыки подносила.

Игорь явился с незнакомой Лиде деловой компанией. Все были дорого, по-европейски одеты — и вообще смотрелись, если сравнивать с постоянным контингентом заведения, интеллигентно. Потом Игорь разглядел Лиду и очень обрадовался.

— Сюрприз! — сказал он. — Мужики, садимся, — у нас здесь свой человек…

Мужики загалдели и загремели тяжелыми стульями. Игорь изучил меню и въедливо расспросил, что лучше удается повару и что Лида им посоветует. Павел понял: Лиду неприятно поразило, что Игорь принял ее принадлежность к низкосортному кабаку как должное. Она ожидала, что Игорь предложит помощь, — наконец, что просто поинтересуется, как дела у Павла. Но тот весь вечер разыгрывал обычного клиента. Его компания оставила скромные чаевые, — менее пафосные сборища щедрее шиковали в их заведении, — и унижение, которое она испытала, поднося им тарелки и вспоминая о других шашлыках, когда они вместе, под лирические разговоры, пили вино на Игоревой даче, заставляло ее скрипеть зубами от стыда.

Но вообще она мало рассказывала о работе, и Павел удивился, когда, позвонив как-то домой, услышал скованный голос Ксюши.

— Она уехала, — и младшая сестра осеклась. Павел насторожился.

— Куда? — Он решил, что Лида отправилась в магазин, а незапланированное мотовство, которое от него скрыли, вызывает у Ксюши угрызения совести.