Летучий корабль

— Да, да, — гости, перебивая друг друга, давали понять, что они в курсе дела. — Всю авиацию в первый же день на аэродромах разбомбили… да, да.

— Наклепали мусорных ящиков, — произнес Платон, и глаза у него сделались оловянными, как у миссионера. — Полуобученные летчики… самолеты из деревяшек… две грубые посадки — и дерево в крошку, самолет на свалку. А за зиму на открытом воздухе — просто сгниет.

Павел, готовясь возразить на менторский тон нового коллеги, осекся, обнаружив, что возражать нечего и что Платон говорит однобоко, но правильно. Планотовы сентенции обрушились на него как откровение: он, услышав трезвые слова, засовестился бездумной преданности делу, которое всегда было, оказывается, несостоятельной суетой. Не только он был виноват в обмане, — все родные люди, окружавшие его с детства, были замешаны в грандиозной афере. Из Павловой памяти высыпались случайные картинки. Вадим Викторович, который в мутной воде подмосковного водохранилища делает сыну "самолетик", обучая плавать. Трагические глаза Морозова. Грубоватый летчик, улыбающийся из кабины "Ан-2". Маша в парадном платье — в предчувствии театральной постановки. Терпеливый Лабазов, который склоняет седую голову над распечатками. Бородин, подкрепляющий рубящими жестами аргументы общественно-политического спора. Русоволосый Никита у окна просторной витязевской столовой. Уклончивый Толмачев, который переключает тумблеры тренажера. Николай Никитович в кресле, листающий авиационную статью в научно-популярном журнале. Умненький школьник Игорь, с капризными придирками изучающий пластиковую самолетную модель… Прощально перечеркивая мысленные картины, Павел обнаружил, что только Игорь вовремя вырвался из порочного круга.

— Кошмар эти наши самолеты, — подала голос Нина. — Хорошо, что мы в Италию летели на "Боинге", — мы и турфирму выбирали, чтобы на "Боинге" лететь.

На Павла дохнуло божественным баловством — это легкое, между делом, упоминание об отдыхе в Италии вызвало у него приступ неполноценности.

— Древние ушатанные "Боинги"! Они стары, как экскременты мамонта, — возразил круглолицый, который не боялся ниспровергать авторитеты. — Никогда не полечу, ну их совсем: развалятся в воздухе.

Назавтра принесли новый компьютер, и Павел оторопело приноравливался к порядку, когда ему, видя его страдания, никто не помогал. В ситуации, когда на "Витязе" его замучили бы советами, сотрудники коммерческой организации подчеркнуто сторонились новичка, давая знать, что повышенную зарплату он должен заработать самостоятельно. Но Павел оказался способным учеником и через несколько дней уверенно обращался с компьютером, а к принтеру и ксероксу нашлась документация — на английском языке, но такая подробная, что Павел, привыкший на "Витязе" к косноязычным наставлениям, пришел в восторг.

Скоро у него появился свой фронт работ. Он наловчился изготовлять на ксероксе фальшивые бумаги — платежки, гарантийные письма, таможенные декларации, счета-фактуры. Штампуя документы, он не задумывался, насколько ненормален подобный деловой оборот: фирма так работала. Он с трепетом ждал первой зарплаты; сумма, которую ему отсчитала строгая кассирша, превзошла все ожидания: огромные деньги — триста долларов.

Получив пахнущие типографской краской зеленые бумажки, Павел был поражен. В его голове прыгали мечты о том, что он сделает на эти деньги. Сначала он, воображая Лидин восторг, намеревался принести в дом все три сотенные, но потом подумал, что лучше разменять одну бумажку, купив по дороге гостинцев. В каморке обменника размером с лифтовую кабинку скучал охранник в мешковатой черной форме. Павел, начитавшийся ужасов про жульничество менял, долго пересчитывал купюры, которые ему бросили в лоток из-за окошка, забранного железными прутьями толщиной с руку. Выйдя из обменника, он успокоился и, никуда не торопясь, отправился к метро. Ему нравилось шагать по улице, и он решил, что купит гостинцы в универсаме недалеко от дома.

Задолго до метро он попал в живой коридор, вытянувшийся вдоль проспекта, и шел мимо грязных ящиков и растерзанных коробок, на которых коммерсанты поневоле раскладывали товар. Павел, зная собственное сходство с серыми фигурами, всегда проходил спокойно сквозь печальный строй, но сегодня у него заныло сердце — зеленые бумажки, которые грели нагрудный карман, внушали ему, что он покинул толпу незадачливых теней. Чувствуя невыносимый стыд, Павел опустил глаза и, наткнувшись на банку с закатанными грибами, остановился. Эта банка не привлекла бы кого-то даже даром — за мутным стеклом угадывались гигантские свинушки-мутанты. Продавщицей оказалась худая до полупрозрачности женщина в волосатом пальто, и по ее взгляду он понял, что торговке тоже непереносимо стыдно.

— Не беспокойтесь, — проговорила она, угадав его мысли. — В чистых местах собирали.

Он, по ее видимой непривычке к торгашескому обману, угадал, что она лжет.

— Будь все проклято, — пробормотал Павел.