Летучий корабль

Он купил банку, не торгуясь. О том, чтобы принести ее домой, не было речи, но он постеснялся сразу выкинуть ее в урну. Поэтому Павел свернул с дороги и пешком отправился к следующей станции. Беззаботность и легкость исчезли, и теперь он презирал себя за глупую гордость. Чем ему было гордиться? Тем, что получил щедрую — по представлениям измученного нищенства — подачку за подсудную деятельность? Стекло от разбитых фонарей хрустело под ногами. Спохватившись, что попал не туда, Павел замедлил шаг и заметил, что сзади две тени зигзагами легли на снег и теперь прицельно, как два истребителя, приближаются к его чахлому силуэту. Обороняться было нечем — Павел пошарил глазами по обочине, ища кусок арматуры или, на худой конец, палку, но вокруг был только мелкий мусор. Прибавив шагу, он добрался до нетронутого фонаря, — тени настигали его. Под фонарем Павел обернулся, встретил глазами стайерские лица, которые не оставляли сомнений в их намерениях, и со злостью, восстанавливая пятерочные навыки метания гранаты, размахнулся и швырнул в преследователей банку с грибами.

Дома он умолчал о происшествии — не хотел портить женщинам настроение. Лида восторженно ахнула, когда он выложил на стол деньги, и они в первое же воскресенье побежали на базар к станции метро. Делать долгожданные покупки было легко и приятно: Васе купили стеганый костюмчик, Лиде — флакон сладковатых бензоловых духов, Ксюше — пиждачок из джинсовки, а Павлу — настоящую кожаную куртку.

Теперь Лида сидела дома с Васей, хотя раньше не планировалось, что она станет нянькой. Они полагали, что за Васей будет ухаживать Ксюша, но оказалось, что ей лучше не доверять живого ребенка. Павла поражало, как безответственно она относилась к Васе: они с Лидой были уверены, что у Ксюши проснется материнское чувство, но она иногда, от безделья, возилась с малышом, точно с куклой, и, заскучав, оставляла ребенка и издевательски весело заявляла:

— Это ваш — вы и нянькайте!

В коммерческой фирме Павел контактировал только с Платоном. Он узнал, что Платон окончил геологический, поступив на эту специальность исключительно из-за малого проходного балла. Что Платон, потомственно дистанцировавшийся от армии, настолько боялся мерзкой для него стихии, что изучил врага вдоль и поперек и теперь считался экспертом по военной истории. Особенно прилежно Платон изучил авиацию. У него были почти энциклопедические, но странно однобокие знания, и Павел как-то опешил, когда оратор, разнося статью, которая появилась в популярном журнале, коснулся аэродинамики.

— Эти писаки не понимают, как самолет летает! — Он насмешливо выплевывал слова, потрясая желтоватыми страницами издания.

— Ро-вэ-квадрат пополам, — подтвердил Павел и по круглым глазам поперхнувшегося собеседника понял, что для того словосочетание загадочных букв и цифр ничего не значит.

Как-то вечером по улице, заносимой колкой пургой, Павел возвращался с работы, погрузив голову в воротник китайской куртки и исследуя обледенелый асфальт, чтобы не шлепнуться на мостовую. Он так углубился в заботу, что не схватил слухом собственные имя и отчество.

— Павел Вадимович! — окликал его кто-то с мелодичной печалью.

Голос показался Павлу знакомым. Некто, повернувшись плечом к ветру, в суконном пальто и в шапке-ушанке, смотрел прямо на него. Шапка была надвинута почти на брови, и, Павел, лишь цепляясь взглядом за ровную линию носа, узнал Толмачева.

— Вас на "Витязе" не видно, — проговорил Толмачев. — Уволились?

Павел похвалился, что работает в коммерческой фирме.

— Сахар, — выпалил он напыщенно. — Символ торговли.

И ему вспомнился прошедший день, в котором высокооплачиваемый работник приводил в порядок принтер, выслушивал рассуждения Платона об ущербности "ЛаГГ-3" и заигрывал с секретаршей, потому что с ней заигрывала вся мужская часть фирмы.

— Я тоже не на "Витязе", — Толмачев блеснул волчьими глазами. — Вернулся к себе… вы, наверное, торопитесь?..

— Нет-нет! — почти выкрикнул Павел.

Скоро они, отодвинув бомжей, сидели на лавочке у остановки и пили водку из пластиковых стаканов, которыми бесплатно оснастили в ларьке подозрительную бутылку.

— Закрыли самолет… — говорил сумрачный Толмачев. — Не готовы мы летать по революционным технологиям… что с нас взять, если сдались без боя. И сдались-то клиническим идиотам, что обидно больше всего… Я насмотрелся на шушеру, которая нам ставит палки в колеса… эх! — Толмачев уловил в Павловых глазах опасение, что бывший коллега запросится на работу. — Я не пойду в торговую контору, Павел Вадимович… вообще не представляю, что такое торговля.

— А за границу? — спросил Павел. Он знал, что бывшие сотрудники рвались в благополучные страны. Общественная бессознательная мечта рисовала упоительные картины: университетские городки, тихие коттеджи, лаборатории, оснащенные по последнему слову техники. Спокойная, размеренная жизнь.

Толмачев покачал головой.

— Там тоже мафия — конкуренты не нужны.