Читаем Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979 полностью

По телевизору пьеса Н. Воронель в постановке Чаплина (режиссер из России). Об активисте алии в Москве. Убого, пошло, тупо – зеркало духовного уровня всех этих воронелей. И, конечно же, спекуляция на кагэбистском терроре. Боже мой, какая мелочь все эти активисты алии, борцы за правду, «сионисты», демократы, какая «бесовщина» и как быстро продают они свои идеалы. Это просто еще одна волна антикультуры.

19 июня. 3. Иерусалим. Я зашел к Аврааму Офеку. У него коллекционер Зиги, потом Авнер Мория. Авраам Офек, человек большой талантливости и темперамента, но без интеллектуального стержня. Для таких людей успех – это смерть. В свое время Авраам многого достиг, но потом еще больше потерял, скатился, опустился. Его счастье, что он пошел за мной, но и я потратил на его воспитание много-много дней.

Мы с Иркой пили чай у Саши Малкина и Рут, потом с Сашей были у Давида Дара.

20 июня. 4. Иерусалим. Дневники Дюрера еще скучнее, чем мои, просто список трат и покупок.

Вечером у нас: Боря Азерников и Юля с животом и Толя-зубодер с девушкой.

Телевизор: баскетбол на чемпионат Европы, Израиль играет с СССР – мы проиграли и заняли 2-е место. Вся страна у телевизора.

21 июня. 5. Иерусалим. Заседание в Доме художника. Авраам Мандель, Ицхак Пугач и я, плюс Давид Сузана, Това Сассон и Яков Малка сбоку припеку. Обсуждали, что можно и нужно изменить в Доме художника.

У Борьки Азерникова примерял новый зубной мост. Старый мост Азерников, как выяснилось, сделал в целях экономии у очень плохого техника. Происшествие с этим мостом показало, что Азерников не достоин нашего доверия и дружбы.

«История искусства» Франсуа Куглера XIX в. Поразительно, что византийское искусство тогда считалось уродливым. Бедный несчастный XIX век.

«Трактаты» Альбрехта Дюрера. Какая наивность, какое смешное преклонение и погоня за анатомией, за природой. Какой упадок чистой мысли, чистой формы, единственно достойной человека. Дюрер – это та грань, с которой европейское искусство покатилось в помойку реализма, сентиментальности и дешевых анекдотов.

Заглянул к А. Офеку – во дворе поболтали о том о сем.

22 июня. 6. Иерусалим. Был Лёва Сыркин. Говорил о своем высоком профессионализме и международном имени, о том, что злые силы не дают ему украсить Израиль своими замечательными монументальными произведениями. Подозревая во мне власть, Лёва просил, чтобы я его устроил на какую-то должность, – и никакие мои объяснения не помогают. Подарил мне книгу стихов Переца Маркиша со своими бездарными рисунками, от которых в восторге семья Маркиша.

С Иркой сообща писали письма. Занимался русск. искусством.

Вечером забежал Азерников.

23 июня. Шб. Иерусалим. Утром была у меня Иона Ашкенази (для телепрограммы «Лехем-хок»), красивая молодая женщина с шикарными рыжими волосами и прозрачными светло-зелеными глазами. Ирке она тоже понравилась. Мы долго беседовали (быть ей при министре или самой по себе) о «Левиафане», о политике и искусстве. Иону привез ее муж Хаим (пластический хирург) из Т.-А. с симпатичной дочкой 10 лет.

Были Эвен-Товы, они с Иркой и Хаимом занимались светскими беседами.

Мы с Иркой на выставке Авраама Манделя в доме Зеева Шерфа, бывшего министра труда или чего-то такого, с типичным лицом бюрократа. Работы Авраама – пустенькие экспрессионистские пейзажики, под стать гладенькой публике. Был Аарон Бецалель.

Мы заехали к Моше Кармилю, пили чай в компании каких-то тусклых гостей из США (высокопоставленных).

Вечером у нас Хая Эпштайн (бывш. секретарша Моше Коля) с Александрой Зайд (художница по тканям), пришли смотреть мои работы: чай, пустая болтовня.

Был Саша Сыркин. Он просил адреса в Европе (он едет туда), чтоб познакомиться и, может быть, получить ночевку, я дал ему адреса, но, когда речь зашла о том, чтоб он передал людям пачечку «Левиафанов» № 2, Саша не изъявил готовности. Это очень характерно для него, он признает пользу только в одном направлении – к нему.

Мы решили с Иркой ликвидировать из общения и из дома многих людей, общаться только с избранными (не считая деловых встреч).

24 июня. 1. Иерусалим. Я был в кабинете у Бори Азерникова. Его интересует не медицина, а деньги, и он деградирует. Наши иллюзии рассеялись, но мы пока не подаем виду. Боже мой, друзья лопаются как мыльные пузыри. Как ничтожно мало достойных людей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное