Читаем Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979 полностью

22 июля. 1. Иерусалим. Уже 4 года, как я начал все сначала в новой стране. Передо мной стенка провинциальных мафиози, и моя цель – смести их, изменить атмосферу в стране. Но я один и к тому же созерцатель по характеру, и парадокс в том, что я принужден к активной деятельности. Увы! Но нет иного выхода; лишь бы хватило мне моего жизненного времени. Если я не успею, никто не заменит меня в этом болоте.

23 июля. 2. Иерусалим. Был Саша Аккерман, я показывал армейские работы.

Саша Либин из Сохнута привез ко мне ленинградского художника Сашу Окуня (он оказался после СССР в Риме и сейчас приехал гостем в Израиль). Говорили об искусстве, евреях-прямиках, алие и пр.

Забежал Иосеф Цуриэль с картинкой Теплера в руках.

Вечером я преподавал в своем рисовальном кружке в Гило.

24 июля. 3. Иерусалим. Был в Гило, получил свои гроши за кружок, заполнил анкеты.

Читал старые номера «Русской мысли».

Писал заметки, редактировал 2-й манифест «Левиафана».

Была Алина Слоним с художником Офиром Лелушем. Алина привезла проспект к «Сефер Каббала» с моими репродукциями, фото, изданный «Медией». Обсуждали дела. Лелуш показывал свои работы, экспрессионистические автопортреты; я сказал, что мы отрицаем такого рода искусство. Говорили об искусстве, теории искусства, я объяснял принципы «Левиафана».

Заснул у телевизора.

25 июля. 4. Иерусалим. Перепечатывал и редактировал Манифест 2. Обдумывал дизайн каталога.

Читаю историю африканских цивилизаций.

Вытаскивал серьгу, застрявшую в Златкином ухе, она выла.

Новости и фильм по телевизору. Сон.

26 июля. 5. Иерусалим. Читаю историю средневекового искусства, написанную в XIX в., – очень примитивно.

Перепечатывал свои новые и старые стихи. Есть у меня много очень наивных стихов, неинтересных с точки зрения серьезной поэзии, но есть вещи интересные. Как ни странно, теперь, когда я почти не пишу стихов, есть у меня некоторые достижения.

Читаю историю арабской Африки.

Был Саша Аккерман, читал Манифест 2, обсуждали каталог и выставку.

Забегал Борька Азерников с Юлей (с большим животом). Говорить не о чем.

27 июля. 6. Иерусалим. Читаю. Был с Иркой на рынке. Приехали Врубели, Женька и Тамара с детьми.

Был у меня художник из Черновиц, некто Вольфер Рудольф Акубович. Он очень хочет быть членом Союза худ. Рассказывал о себе.

Был Мордехай Эвен-Тов с Кларой и подарил мне шикарный каталог выставки в Бабуре «Москва—Париж».

Был Иосеф Цуриэль с Брахой, принес «Ацофе» со статьей своего брата обо мне.

Я показывал Эвен-Товам, Цуриэлям, Врубелям свои новые работы.

Женька и Тамара взяли мой рисунок, 3 рис. Вальки Воробьева, рисунок Эдика Курочкина и пару книжек.

28 июля. Шб. Иерусалим. Бейт-Лехем. Дети: Яшка, Златка, Аська, Лейка – в бассейне.

Мы: Ирка, я, Женька и Тамарка – были в Бейт-Лехеме: в церквах и на рынке.

Читал: «Чью-то смерть» Жюля Ромена, историю искусства, о театре.

Женька с Тамаркой и Лейкой уехали, Аська осталась у нас.

29 июля. 1. Иерусалим. Читаю. Ликвидирую из библиотеки все, что возможно, в рамках борьбы с вещами. Проклятые вещи, они съедают жизнь.

Был у Борьки Азерникова, он подгонял мне новый мост.

Состояние спада, нет энергии и желания работать. Нужна реорганизация жизни, нужны ученики, нужна школа.

Какие-то мелкие неприятности портят настроение: шум из детского дома напротив, неожиданные деньги, платы, заботы о квартире – совершенное ничтожество.

30 июля. 2. Иерусалим. Была Лена Рабинович, занималась с материалами о моск. художниках 60‐х гг.

Чинил жалюзи в окне детской комнаты.

Читал о Родене, смотрел его вещи – какой скукой веет от него, это не его бездарность, это бездарность его эпохи.

Вечером преподавал в рисовальном кружке в Гило.

По телевизору фильм об Офеке и его брате, хирурге Криспине, как они нашли друг друга. И, конечно, Офек как художник, его работы. Офек не сказал ни слова о группе «Левиафан». Ничего не смог сказать об искусстве, мямлил, говорил пустые вещи, в одном месте вдруг пересказал мои слова по-своему, но ни к селу ни к городу. Показывал свои старые вещи с ублюдками, свои новые работы показывал в каком-то игривом плане. Для публики этот фильм, конечно, хорошая реклама, но для элиты этот фильм только подтверждает ихнее мнение, что Офек – «Левиафан» – это только конъюнктурная маска. В итоге неупоминание «Левиафана» оказалось к лучшему, Офек как бы подчеркнул, что не он главное лицо и капитан «Левиафана». Но это очень важный факт – неупоминание Офеком «Левиафана», это говорит о многом. Увы, Офеку нельзя доверять на 100%.

Звонил Саша Аккерман, обсуждали с ним вышенаписанное.

31 июля. 3. Иерусалим. Был Миша Эткин, занимался с брошюрой Малевича.

Производил ревизию своей библиотеки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное