Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979

Были Миша Бурджелян и Ида. Прочитали 2-й Манифест «Левиафана». Миша предполагает, что, придя к власти, я задушу всех своих идейных противников. Я объяснил ему, что жестокая идеологическая борьба совсем не одно и то же, что война на физическое уничтожение. Миша очень милый парень.

Потом пришел Юра Красный. Он на Манифест отреагировал так же, как и на весь «Левиафан» и вообще как на все авангардное искусство, – для него это все хитрые выдумки с целью заработать деньги. Весь комплекс отношений человеческих для Красного – в хороших заработках. Это общее у Красного, Сыркина, Априля – ретроградство и отношение к авангарду как к силовому приему на пути к заработкам.

Потом пришли Мордехай Эвен-Тов и Мартин Померанц с женой. Я показывал работы Яковлева, мы готовим выставку его в их галерее. Бурджеляны и Красный ушли, а мы еще долго обсуждали детали и условия выставки, ужинали и пили чай.

1 августа. 4. Иерусалим. Приходил Миша Эткин читать книжки Малевича.

Произвожу ревизию библиотеки.

Спустился к Офеку, говорил с ним о телефильме, о нем. Сказал ему все прямо. Сказал, что, несмотря на то что это хорошая реклама для публики, тем не менее для элиты художественной этот фильм – провал, укрепляющий отрицательное мнение об Офеке. Сказал ему, что он ничего не смог объяснить и сказать, не упомянул даже имя «Левиафан» (в итоге к лучшему), показывал старые вещи, устроил из новых вещей смех. И т. д. Офек во всем согласился со мной. Но я не забуду ему, что во всем фильме ни разу не явилось слово «Левиафан». Наше счастье, что Офек целиком и полностью зависит от меня и ничего не может без меня, иначе бы он давно стал троянским конем «Левиафана». По-человечески Офек все тот же Офек, каким был всегда, талантливый простолюдин, окруженный примитивными домочадцами. И только судьба заставила его талант работать во славу «Левиафана».

Читали с Иркой стихи Есенина, как это простенько и мелко.

2 августа. 5. Иерусалим. Был Саша Аккерман. Обсуждали фильм об Офеке и поведение Офека. Обсуждали выставку и 2-й каталог «Левиафана». У Саши пессимистичное состояние, от Рами нет результатов, нет денег, да тут еще и Офек не обрадовал своими хитростями.

Был Миша Эткин, читал Малевича, рассказывал о Бецалеле (теперь там хозяйничает Освальдо Ромберг). Миша едет на год в США.

Ревизовал библиотеку.

Забежал к нам Азерников и так же быстро убежал.

Вечером у нас Фима. Я ему показывал работы Яковлева, и он отбирал их для выставки. Говорили о живописи. И, конечно, Фима рассказывал (повторял) истории своей жизни. Допоздна.

3 августа. 6. Иерусалим. Читаю: историю искусства XV–XVI вв.; «Заговор равнодушных» Жана Жироду[127].

Заказали с Иркой новые окна, перестраиваем квартиру. Читаю Ирке стихи.

Был Гидон Офрат, был Мордехай Эвен-Тов. Смотрели работы Яковлева, материалы о нем. Эвен-Тов купил Офрата, тот напишет большую статью. Идет подготовка к выставке Яковлева. Я отобрал и дал Эвен-Тову для выставки 101 работу Яковлева.

Офрату понравились мои последние рисунки, на действие «Ангел смерти» с дымом и огнем он сказал: китч. Неожиданно этот воробей открыл, что я очень известен, обо мне много писали, я имею большую коллекцию. Он ушел, и мы с Мордехаем обсуждали выставку Яковлева. Эвен-Тов и Марти Померанц собрались издать Фиме монографию и чтоб тот работал с ними эксклюзивно, так Фима уже успел их обмануть, Марти в негодовании и книга теперь под большим вопросом. Фима – мелкий суетливый кретин, своей нечестностью и глупостью он подрубил себе огромнейшее дело.

4 августа. Шб. Иерусалим. Мы с Иркой договорились с Шломо, отцом Габи, что он начинает строить.

Читаю: об израильских художниках, снял жалюзи в чуланной комнатке.

Вечером с Иркой были у Мордехая Эвен-Това и Клары, составили с Иркой список 101 работы Яковлева.

Были с Иркой у Иосефа Цуриэля и Брахи. У них гости, в т. ч. Авраам Офек со своей Тальмой; Ихезкель Закай, член кнессета от мошавного движения и пр. Разговоры, шутки, я пил арак.

В «Едиот Ахронот» заметка Мириам Таль о «Левиафане» и о том, что выставка должна быть не в Доме художника, а в музее. И о том, что израильский музей бойкотирует Гробмана и «Левиафана».

5 августа. 1. Иерусалим. Отвез Ирку, Яшку, Златку, Аську на железнодорожную станцию, они поехали в Натанию, на море.

Я в похмелье. Читаю. Депрессия. Заходил Шломо Туболь насчет пола.

6 августа. 2. Иерусалим. Была у меня Лена Рабинович, писала о моск. художниках. Болтали о разном, смотрели материалы обо мне и др. Был Саша Аккерман.

Читаю С. Есенина, как он далек от подлинности русской культуры.

Вечером – мой кружок в Гило. Ученики рисуют. Был там один художник, оле из Аргентины, он сказал, что я очень хороший учитель. Увы, вместо того чтобы преподавать в академии, я учу взрослых любителей, из которых никогда ничего не выйдет. Бисер перед свиньями.

Я дома, один, никого не хочу видеть, грустно и одиноко. 19 лет Ирка окружает меня любовью и заботами, и я уже разучился жить в одиночестве.