Лягушки

О самом Ковригине сообщалось скупо и одно и то же (студенческая любовь, троллейбус номер два, дружба длиною в пятнадцать лет и закономерное торжество отношений). Лишь в одном интервью вопрос журналистки Ковригина порадовал. «Как? – воскликнула она. – Александра Ковригина? Того самого знаменитого Ковригина, чей плутовской роман „Записки Лобастова“ сейчас чрезвычайно популярен? Значит, в вашей семье – две знаменитости? И это не взрывоопасно?» Кстати, эти строки были подчёркнуты Натальей. Подчёркнут был и абзац в репортаже светской ехиды Дуни Бруньской о демонстрации нижнего белья (якобы имелось и такое) солисток группы «Би-Де» с продажей его (московский «Сотбис») в пользу голодающих Бурунди. Естественно, на этой тусовке не было таких звёзд, как эстетка Свиридова. А интересно было бы взглянуть на её объявленного жениха Ковригина, автора расхватываемого нынче чтива об истории дирижаблей.

– Ну и как? – спросила Свиридова. – Почитал?

– Много. Слишком много, – не выдержал Ковригин.

– Да, – вздохнула Свиридова, – перестарались. А ещё и в глянцевых журналах будут… И не отменишь…

Она, бормоча что-то, удалилась на кухню, к чемодану, и тогда зазвучал дверной звонок.

Перед дверью стояла Елена Михайловна Хмелёва, скромная девушка, впрочем, одетая вовсе не дёшево и не в винтажные тряпки. Ковригин быстро оглядел коридор и пролёты лестницы, не пришла ли Хмелёва с провожатыми? Вроде бы нет…

– Проходите, Елена Михайловна, позвольте поместить на вешалку ваше пальто.

Не было бы ничего странного, если бы, раз возникла необходимость, Хмелёва, чтобы напомнить о себе и своей истории, вздумала бы явиться к автору пьесы в красном гусарском костюме или даже в платье британской принцессы. Но нет, сегодняшнюю Хмелёву можно было бы зачислить в штат турагентства, способного отправлять странников к скандинавским красотам с нефтяными платформами и вулканами Рейкьявика. Или – в штат умеющих считать работниц Сбербанка, работниц других банков Ковригин просто не знал. Огорчил Ковригина прямой пробор на манер пробора занудливой дикторши Первого канала.

– Что вам предложить, Елена Михайловна, кофе, чай или что-то из напитков? – спросил Ковригин, потом будто спохватился: – Кстати, и жена моя сейчас дома.

Свиридова сейчас же с чемоданом прошествовала в спальню.

– Здравствуйте, Леночка, – бросила она на ходу. – Я незамедлительно подойду.

Подошла она действительно быстро и была в халате с видами китайских гор и ущелий в пору дождей, там и тут на спине и на груди её краснели и желтели зонтики.

– Я чувствую, разговор ваш проходит вяло, но может моё присутствие, Леночка, помешает вашим откровенностям, я могу и уйти.

– Помолчи! – сказал Ковригин. – Посиди молча. Или приготовь на самом деле кофе либо чай.

– Кофе, – робко сказала Хмелёва.

Свиридова сходила, приготовила, принесла на пластиковом подносе три чашки и сахарницу. Спросила:

– А тебе, может, пиво подать?

– Нет, – сказал Ковригин. – Можешь не тарахтеть? Елена Михайловна, где вы сейчас проживаете, если не секрет?

– В пригороде, – сказала Хмелёва.

– У вас регистрация или прописка?

– Прописка, – сказала Хмелёва. – И за неё я благодарна вам.

– Вот тебе раз! – удивился Ковригин. – Но в нашем округе вы не прописаны.

– В тот же день, как я ушла от вас, все документы, я узнала позже, о наших с вами состояниях стёрлись или были смыты, а вот отметка о прописке у меня в паспорте отчего-то осталась. На несколько дней. И этого хватило. Не знаю, что и как произошло. И не могу догадываться.

– Зато Александр Андреевич догадывается, – сказала Свиридова. – А вот ты теперь, Александр Андреевич, помолчи. Ты со своим занудством или деликатностью будешь подбираться к сути дела часа три.

– У меня есть время, – сказала Хмелёва.

– Вы, Леночка, за три часа завянете и забудете, ради чего явились сюда. Да и не способен Ковригин понять девичью душу. По себе знаю. Пусть он посидит в своём кабинете, поработает над своим замечательным романом «Записки Лобастова», а мы с вами поболтаем на кухне, поговорим по-бабьи, не исключено, что и со слезами. Ко всему прочему у вас, Леночка, наверняка возникли какие-либо профессиональные тупики, и не Ковригину, дилетанту, в них разбираться.

– Это произвол, – сказал Ковригин. – Это насилие над волей Елены Михайловны.

– Но, пожалуй, Наталья Борисовна права, – сказала Хмелёва.

– Ваше дело, – сухо сказал Ковригин и отправился к письменному столу.

Он был раздосадован. Или даже обижен. Эко Наталья Борисовна всё повернула. А ведь Хмелёва решилась обратиться за помощью к нему, Ковригину, его же деликатно попросили отойти в сторонку. Опасалась ли и впрямь чего-либо Свиридова? Или она просто посчитала себя первым номером в их паре? Если так, не указала ли она проектором суть их с Ковригиным будущего? Впрочем, он быстро остыл. Конечно, куда больше толка должно было выйти из общения Хмелёвой с Свиридовой. Доверила бы Хмелёва ему все свои бабьи секреты? Вряд ли…