Каждая до единой газетенки напечатала на первой полосе навязчивый совет горожанам отказаться от вечерних прогулок по парку, но как мне видится из-за того что написали об этом совершенно все многотиражки и таблоиды, городские приняли новость за очередную утку (газетчики любили, любят и будут любить грешить подобным).
А потом, преимущественно в многостраничных колонках (криминальных хрониках) рядом с избитыми, приевшимися всем статьями о грабежах, поджогах и изнасилованиях затесались убийства, причем не какой-то там рвани, или интердевочек, а приличных граждан среднего класса и даже золотой молодежи.
Хлынул поток трупов, потекли реки страха и скорби. И как бы парадоксально не звучало, больше всего эгоцентричную общественность Нью-Гранжа шокировали вовсе не зверские убийства новоиспеченного серийного убийцы (и похлеще видали), а само место преступления. На первых порах жертв находили не блюстители закона – на синюшные тела натыкались спортсмены-бегуны, хозяева собак и влюбленные парочки, ведь местом где народ обожал проводить время, служил Викед парк и когда он стал гейзером, выплескивающим мертвецов, у народа прорвало трубу недовольства.
«Как это так? За что мы платим налоги?» – посыпались письма в мэрию, даже митинги проводили (в основном родственники жертв), но власть предержащие (то есть мы) не сидели сложа руки.
Фламинго распорядился, чтобы страж порядка как заведенный маршировал по прогулочным дорожкам закрепленного за ним участка в утреннее и дневное время. С уходом солнца же парк закрывали. Вот только тела продолжали появляться.
То была «Кровавая осень», как окрестили ее журналисты, что звучало весьма иронично, правда только для сефиротов, ведь в отличие от нас,
Когда парк закрыли наглухо, Пиявочник все равно пировал минимум раз в неделю. В его вотчину систематически наведывались самонадеянные линчеватели с дробовиками и гончими, которые естественно заделывались его добычей (включая четвероногих друзей). Таким образом, он держал
К середине стылой осени численность (а также качество) сефиротов в Лигеметоне прилично увеличилась, вследствии чего главы культов развернули полномасштабную кампанию, целью которой стала поимка Пиявочника.
Лично я в авантюре не участвовал и на тот момент занимался совсем другими вещами, а потому не располагаю подробностями и знаю только развязку. Серийный убийца – ветал. (Вот и еще одна монетка в копилку ненависти к их культу.) Имени его я не знаю, да вроде никто и не упоминал, помню, на слуху у всех была только его безобразная физиономия.
Прессе мы скормили, что бич города был убит при задержании и впоследствии кремирован. Что стало с веталом на самом деле, Архонты не разглашали.
Все тут же позабыли о серийном убийце, будто его и не было. Все, кроме Архонтов. В Лигеметоне запахло таким грандиозным скандалом. Фламинго порывался буквально откусить голову Второму Капоне. Можно сказать с того момента между ними и пробежала черная кошка.
С концом «Кровавой осени» главы культов составили кодекс: семь незыблемых законов для каждого сефирота. Одни его чтили, другие разве что наполовину, но главное – Лигеметон продолжил стремительный рост и развитие. А что до Викед парка, он был осквернен в полном смысле слова. Туда больше не заглядывала ни одна душа.
И, похоже, сейчас Джонни Версетти станет первопроходцем за столь долгое время.
Я не стал бродить по парку в непроглядной мгле и воспользовался фуникулером. Как ни странно он работал как часы и так же поскрипывал. Мысленно я зачем-то отсчитывал секунды. Вероятно, не хотелось ничем забивать голову. Кабина тряслась, как и все внутри меня. Вот-вот мне откроется правда. Обо всем.
Где конкретно Чернобог может меня ждать? Думаю, логично предположить, что в самом темном месте, а таким в парке была единственно заброшенная утлая хижина сторожа, который никогда тут и не водился.
На двускатную крышу можно было залезть, просто подтянувшись один раз, потом сделать три-четыре шага и вот ты на вершине. Дверь, распахнутая настежь, походила на червоточину. Темноты я не боялся, шагнул внутрь и на пороге врезался в невидимый барьер. В этот момент лицо застыло с таким выражением, словно у меня отказали все органы, а Лилит вырвала душу. Тотальное оцепенение. Преграда не дающая войти возникла не в реальности, а в сознании.