Лигеметон. Ложный Апокриф

Все это время она стояла безмятежно как колонна Нельсона на площади, вжавшись лицом в стену, и когда мужская рука ее развернула – грубая ошибка! – она инстинктивно нагнулась, потянулась рукой к сапогу достала что-то из-за голенища и …ткнула.

Реакция у Годрика была высшей марки, но такой благодарности он не ожидал. «Укх» – булькнул он, и девушка как по команде открыла глаза. Осознав, что натворила, она попыталась достать шило из живота своего спасителя.

– Нет! – одернул он. – А то еще ботинки запачкаю.

– Я…я думала, – начала она оправдываться, но ее снова прервали.

– Спасибо.

– За что? – машинально спросила она.

– Я сапожник и мне как раз надобно новое шило. Вы же не против, если я его заберу? Уж больно успел привыкнуть к нему. Не охота расставаться.

Она недоумевающе посмотрела на него, а потом …засмеялась. Нервно. И крайне заразительно.

– Пойдемте быстрее, я обработаю и зашью рану.

– Я и сам вполне могу.

– Я настаиваю. Виновата – я, мне и исправлять.

– Вы швея, – не спросил, а констатировал Вортинтон.

– Да. А откуда…

– Скажем так, у меня есть одна острая зацепка.

Она снова бросила взгляд на торчащее из живота шило и не сдержалась от смеха.

– Я Годрик. А ваше имя?

– Арабелла. Идемте, я позабочусь о вас.

Они под руку покинули проулок, оставив ломоть хлеба черстветь на земле.

–…Ты живешь одна в таком большом доме? – поинтересовался Годрик, в то время как тонкие пальцы Арабеллы ловко управлялись иглой и нитками.

Девушка сама настояла перейти на «ты», чему Годрик был только рад.

– У меня три брата. Обычно кто-то да заходит за мной после работы, но, похоже, сегодня они все заняты. Или в кабаке.

Повисла неловкая пауза.

– Ну вот, готово.

Годрик провел мозолистыми пальцами по швам.

– А ты мастер своего дела, я погляжу.

– У тебя столько шрамов. – Она перевела взгляд с живота на тянущийся по всему плечу серповидный бледно-розовый порез, затем рассмотрела черное пятно – ожог – на правой груди. Спину она не видела, но не сомневалась, что та похожа на широкую карту с множеством крестов, пунктирных линий и точек.

– Последний шрам будет для меня особенным.

– Правда?

– Да.

Они снова замолчали.

– Братья должны вот-вот вернуться. Тебе лучше уйти, – вздохнула она.

– Как скажешь. Но мы еще увидимся?

Семья Арабеллы (а это только братья; родители давно ушли на покой) владела тремя ателье в городе, и братья жили беззаботно, вкалывала только сестра в одном из ателье. Зазнавшихся отпрысков нахлебничающих на нажитом родителей знал весь город.

Годрик и Арабелла встретились прямо на следующий день. Постепенно, между молодыми сердцами разгорелся роман. И уверившись в ответных чувствах, они дали клятвы и поженились. Арабелла оставила братьев и переехала в новый дом. Супруги обустраивали гнездышко, жили, наслаждаясь каждым днем проведенным вместе. Однако братья Арабеллы: Лукиан, Селби и Шамус таили злобу на Вортинтона за то, что тот забрал у них сестру – теперь уже мисс Арабелла Вортинтон и часть наследства в придачу.

Арабелла не забывала о своих братьях и навещала их время от времени. А однажды с добрыми намерениями Годрик и сам пришел к ним. Неожиданный визит стал началом конца его счастливой жизни.

Отработав только половину дневной нормы, Вортинтон вернулся домой, но не застал там жену. Не отыскал он ее и на работе – на двери ателье висела табличка «ЗАКРЫТО». У братьев гостит, подумал он и решил, почему бы и самому не наведаться к шуринам. Развеять между ними так долго витающий слабый холодок. Купил бутылку недурного вина по дороге, спустился в самый конец улицы Кок-Лейн и постучался в дверь с номером тридцать три. Не дождавшись ответа, повернул дверную ручку и та поддалась.

– Есть кто? Белла?

Заглянув в пустую гостиную, потом на кухню, продолжая недоумевать, где все от него прячутся, он бесшумно двинулся по лестнице на второй этаж. Из одной из спален – Лукиана, Селби или Шамуса он точно не знал – послышались голоса. Дверь была не заперта и, легонько толкнув ее, Годрик застал картину, которая уколола его глаза больнее шила.

– Какого рожна здесь творится? Белла? Что ты творишь?

Находясь на пике возбуждения, Аннабель не сразу признала мужа. А когда тело наконец-то расслабилось, с содроганием в душе узнала. И осознала, что уже слишком поздно идти на попятную.

– Годрик, дорогой…я… – укутывая себя в простыни она не находила слов для оправданий.

А затем с фразой: «Пока хорошее вино найдешь, полгорода обегаешь» в комнату зашел Шамус.

– Подонки, – скрипя зубами, выплюнул Годрик и замахнулся захиревшими за год супружеской жизни кулаками на того, кто стоял ближе всех.

Не смотря на то, что Шамусу приходилось поднимать подбородок, чтобы посмотреть в лицо Годрику, он был тяжелее и крупнее (и в довесок неплохо боксировал). Пропустив первый неожиданный удар в челюсть, он не растерялся и закрылся предплечьями. И пока глухая защита терпеливо выдерживала серию ударов, Селби – тощий как щепка с острыми плечами и подбородком – вскочил с кровати и бросился на поддержку брату: заломил Годрику руку за спину – не смотря на худобу, пальцами он рвал колоду карт, – завязалась борьба.