Лигеметон. Ложный Апокриф

Нечеловеческая по форме фигура неуловимым движением нависла над Селби. Если бы тот видел в темноте хоть немногим лучше, смог бы рассмотреть своего палача и непременно ужаснулся темному как вулканическое стекло существу со смесью звериной шкуры и панциря насекомого. Но в тот момент Селби был слепой курицей, испытывающей лишь раздражение от присутствия чужака.

Лукиан, Шамус и Арабелла (такие же невидящие) недоумевали, почему Селби вдруг резко откинулся. Это костяное лезвие отсекло ему голову. Мгновение позже сестра и братья решили, что их обрызгали теплым вином, они издали выкрик возмущения, но Лукиан лишь невнятно промычал – изогнутый коготь пригвоздил его язык к нёбу, а следом другой – такой же пепельный – зашел глубоко в ухо. Мертвого Лукиана швырнули о стену как тряпичное чучело.

Дальнейшее произошло точно так же неуловимо для человеческого глаза. Шамус попытался вскочить с кровати и под резкий свист повалился обратно на нагретое место, он лежал смирно и тихо как в гробу – это кнут из плоти снял с него лицо и скальп. Ничего не понимающая Арабелла вскрикнула, когда рука из темноты точно ярмо охватила ее шею, запах гари закупорил ноздри, черствые пальцы взялись за ресницы и оторвали их, а за ними и веки. Захлебнуться слезами она не получила такой роскоши – в глазницы вошли шилоподобные когти, которые будто живые черви загнули острые концы – стали крючками – и аккуратно выдрали глаза.

Годрик без колебаний отправил их себе в пасть, а проглотив, сказал:

– Вот он долгожданный вкус мести.

Покончив с мщением, Годрик Вортингтон чувствовал, что теперь его ничто не держит в «Большом дыме», городе страданий, так что он решил снова отправиться в путешествие, как в молодые годы, на корабле, только на сей раз в роли пассажира, а не моряка.

Он проплыл Кельтское море и добрался до Испании.

Одним своим видом шумные города вроде родного «Большого дыма» навевали скверные воспоминания и вызывали отвращение. А вот деревеньки с живописными пейзажами вполне устраивали. И один городок невольно «пленил» его.

Шагая по улицам Асьенды, он как будто перенесся в позапрошлый век. По не асфальтированным дорогам разъезжали дилижансы, столбы с линиями электропередач можно было пересчитать по пальцам. У каждого пятого мужчины на поясе болталалсь шпага. Вначале он решил, что поскольку гражданским запрещено носить огнестрельное оружие, они (найдя лазейку в законе) для самозащиты вооружились сталью.

Выходит, в городе процветает преступность, заключил он.

Вот только все оказалось куда впечатляюще.

Гуляя по городской площади, наслаждаясь шипением фонтана Годрик заметил, что местные неожиданно пришли в какое-то возбуждение. Сначала он подумал, что дело в нем: так, мужчины, женщины, дети и даже старики, кряхтя, опираясь на трости, поднялись с лавочек и засуетились.

Образовалась толпа и Годрик не по собственной воле (все настолько сплотились, что ему не дали и шанса выбраться) стал ее частью. Люди образовали круг, в середине которого друг напротив друга встали двое мужчин. Один был далеко не молод, в красном, словно праздничном костюме и высоких сапогах, другой – заметно моложе, в совершенно обычной рубашке, матерчатых штанах, но тоже (несмотря на жару) в сапогах по голенище.

Находясь почти в первом кольце толпы, Годрик достаточно хорошо рассмотрел дуэлянтов. То, что мужчины собираются фехтовать, он понял, когда те обнажили шпаги. Годрик окинул взглядом толпу – представление (а он решил, что это именно оно; не могут же взрослые люди заниматься подобным с полной серьезностью в двадцатом-то веке!) наблюдали даже стражи порядка и, судя по их лицам – серьезным и одновременно полным азарта – вмешиваться они и не собирались.

Годрик предвкушал длинную пафосную речь артистов, однако «красный дуэлянт» с завязанными в конский хвост волосами и флягой на поясе невозмутимо изрек:

– Un duelo a primera sangre¹⁷.

И начался взаправдашний поединок на шпагах, ибо происходящее казалось совсем не двусмысленным. Местные знали об этом с самого детства, Годрик же осознал благодаря Силе. Да, именно так. Пока зрителей завораживали лязг и свист тонких клинков, Годрика – полностью ничего не смыслящего в фехтовании – заворожил внутренний конфликт дуэлянтов. Разгоряченная ярость так и текла, текла прямо в его внутреннее естество. Поединок разгорался все сильнее, гнев и злоба нарастали, народ упивался действием, Годрик – грехом.

Не сразу, но он заметил (почувствовал), что Сила тянется к нему только от одного фехтовальщика. «Красный» практически не менялся в лице, сохранял хладнокровие и сосредоточенность, следил не только за выпадами, уколами и передвижениями противника, но и тщательно контролировал свои действия и что важнее – эмоции.

– Кто тот старик в красной рубашке? – задал он вертевшийся на языке вопрос рядом стоящей девушке.

– Приезжий, да? Сразу ясно, что да. Это Диего де ла Вега. Лучший фехтовальщик в Испании. А должно быть и на всем свете.

– Диего де ла Вега. Лучший в Испании, – попробовал Годрик слова на вкус.