Лигеметон. Ложный Апокриф

– Без солнца никуда. Если оно не сияет над ареной, считай, треть боя пропала. El sol es el mejor torero.

– Солнце – лучший тореро.

– Именно так.

      К сожалению для публики, коганчо²⁷ – коренастый мужчина с внезапно побелевшим лицом не походил на лучшего – да что там, просто хорошего! – тореро. Не смыслящий ничего в представлении Годрик понял это по его ногам; казалось, они жили сами по себе; тореро то и дело замирал на месте собираясь «вести» быка медленными пассами рук, но при всяком наскоке животного судорожно дергался в сторону. Зрители злорадствовали, оживленно восклицая, и иронически аплодировали при каждом нервном движении матадора. Годрик же совсем позабыл о нем. Все внимание приковал бык. Уши торчком, глаза навыкате, хвост задран.

Последние пару лет Годрик провел с Доном Диего (человеком без ярко выраженного гнева) и иногда даже забывал, что он не совсем человек. И вот бык в охотку напомнил ему об этом.

От животного повалил пар; прозрачно-оранжевый, видимый исключительно глазу Годрика. Это ярость клокочет, сразу почувствовал он и сделал вдох. Только не грудью. Крылья носа не дернулись. Вдохнуло потустороннее естество. Кипящую ауру быка будто подхватил неосязаемый ветер и оранжевый пар потек в сторону Годрика. Сквозь людей, дрейфуя над их головами. И, когда Годрик уже приготовился впитать источник Силы, бесформенный сгусток гнева растворился прямо перед лицом.

– Какого?!

– Вот и я о том же, – сказала Валенсия. – Этот тореро зеленый как артишок. И третья, последняя, терция начинается. Если он не убьет быка за пятнадцать минут, опозорится на всю жизнь.

Голос Валенсии отрезвил Годрика. Он вновь услышал гомон публики и заметил, что у тореро появилась шпага.

– Сколько говоришь у него времени?

– Минут 10-12. А что?

Годрик не откликнулся. Зверь метался по арене, поднимая копытами пыль, заставляя матадора удирать, а глумления зрителей – опять сближаться черепашьим ходом.

Разорвав связь с внешним миром (звуками, жарой), Годрик сосредоточился на быке. На гневе быка. «Вдох». Сырая Сила прошла по тому же пути и …опять-таки рассеялась перед самым носом. Теперь он сам начал закипать. Почему не выходит впитать грех? Это же так естественно, как и дышать. Он проделывал это не раз и не два. В чем проблема?

Он вскочил с места, выпрямился как шпага незадачливого тореро, которую тот мучается загнать между ребрами прямо в сердце буйному зверю. Надо вобрать Силу до того, как матадору улыбнется фортуна, вознамерился Годрик и отрешился от всего. Обрубил все органы чувств, кроме сверхъестественного. Вокруг никого. Остались только он и бык.

Маленький, не больше арбуза «клубок пара» отделился от черной мохнатой спины (в этот раз Годрик «отхватил» меньше, подозревая, что возможно гнев животного более густой, насыщенный что ли и именно поэтому не выходит попробовать его «на зуб»). Оранжевый, подрагивающийся шар замер на расстоянии вытянутой руки. Краткий, плавный «вдох» (такой, что от шара отделилась частичка) и …неудача!

– Неукротимый зверь, – процедил Годрик.

– Это уж точно. – Голос Валенсии вернул его мир красок, звуков и жары.

Годрик заметил, что теперь не только он, но каждый выпрямился во весь рост и наблюдает за суматохой на арене. Пока трое помощников отвлекали быка, другие трое положили валявшегося на земле тореро на носилки. Даже без сверхъестественного взора Годрик различил начисто вспоротые бархатные штаны от бедра чуть ли не до колена и торчащую из разреза бедренную кость. Матадор таращился на рану с изумлением. Бык оказался ему не по зубам. Равно как и Годрику.

По дороге домой Валенсия делилась впечатлениями, да так что язык заплетался.

– Ты не думай, не все тореро такие кролики. Нам просто не свезло. Прошлым летом выступал Мануэль Гранеро и вот у него поистине волшебные запястья. Он закручивал быка, словно обматывался поясным ремнем и так сильно крутанул, что тот завалился на колени!

Годрик слушал вполуха. Все мысли занимало неожиданное открытие: он не властен над грехом животных.

– Эй, ну не расстраивайся так, Фламенко. Следующая коррида тебя впечатлит. Обещаю!

Они уже подходили к дому.

– Я… ты чувствуешь? – насторожился Годрик. И прежде чем Валенсия ответила, сорвался с места.

Вокруг дома Дона Диего столпились люди, большинство глупо стояли, некоторые суетились с ведрами.

Годрик вклинился в толпу, сбивая всех с ног, пробрался к полыхающему багровым пламенем дому и бросился в огонь…